«Отсюда за морем – Китай. Садись и за море катай». Сегодня мы последуем совету Маяковского и отправимся в Поднебесную – страну, давшую миру немало великих поэтов и множество устойчивых поэтических образов, в том числе и тот, что вынесен в название. Мне довелось около 20 лет прожить в Бурятии, откуда до Китая рукой подать, но Великую китайскую стену я так и не увидел, потому что далёкий Запад притягивал больше, чем родная и близкая Азия. Теперь, если когда-нибудь и соберусь, то придётся лететь в Пекин из Брюсселя. Но сначала хотелось бы понять, звучит ли за китайской стеной русская лира.

…Первая крупная русская община в Китае появилась в начале XX века после строительства Китайско-Восточной железной дороги – магистрали, проходившей по Маньчжурии и соединявшей Читу и Владивосток с Порт-Артуром. Тем самым бывшим портовым городом на Жёлтом море, в котором 70 лет назад родился замечательный поэт и член редколлегии нашего журнала Даниил Чкония. Сейчас город называется Далянь[2]. Эта община на северо-востоке Китая, состоявшая в основном из семей служащих железной дороги, в 20-30-е годы пополнилась эмигрантами из Советской России. Правда, в конце 20-х – начале 30-х гг. большая часть советских служащих КВЖД была выслана на историческую родину, но это дела не меняет. Характерными чертами русской диаспоры в Китае были высокий уровень образования и большое количество талантливых журналистов, прозаиков и поэтов, совместными усилиями создавших на чужбине новую самобытную и богатую культуру. Как отмечает Ю. Минералов[3], в период с 1918 по 1947 гг. только в Харбине и Шанхае вышло более 200 (!) поэтических сборников русских авторов, постоянно живших на китайской земле.

В довоенном Китае издавались газеты и журналы на русском языке (одним из самых известных журналов был харбинский «Рубеж»), шёл активный культурный обмен между русскими и китайскими интеллектуалами. В Шанхае и Харбине, благодаря стараниям эмигрантов, появились русские симфонические оркестры, театры, оперетты и опера. Однако после победы китайских коммунистов в 1949 г. ситуация изменилась. До конфликта Мао Цзэдуна с Хрущёвым и советско-китайского раскола русская культура в Китае всячески поддерживалась. В ходе культурной революции (1966-1976 гг.) она была практически уничтожена и долгое время находилась под негласным запретом.

По мнению того же Ю. Минералова, русская поэзия в Китае характеризовалась не только щемящей тоской по утраченной родине, но и необыкновенным синтезом европейской и китайской культуры. Китайские русисты тоже отмечают, что «русская эмигрантская литература в Китае сохранила не только характерные для литературы «серебряного века» особенности культуры России, но вобрала в себя и многие черты китайской культуры. Её отличают яркая индивидуальность, присутствие местного колорита, глубокая и искренняя тоска по покинутой Родине, неповторимый этнический стиль»[4].

Составитель антологии поэтов первой и второй эмиграции «На Западе» (Нью-Йорк, 1953) Юрий Иваск объяснил в предисловии название книги тем, что «данные о дальневосточных поэтах отсутствуют». Действительно, русская поэзия Китая первой половины XX века, в отличие от поэзии западной ветви русской эмиграции, была к тому времени гораздо менее известной. Между тем она, не побоюсь этого слова, процветала. Среди русских поэтов Китая того времени выделялись А. Несмелов, В. Перелешин, М. Колосова, Ю. Крузенштерн-Петерец, А. Ачаир, О. Скопиченко, Л. Андерсен, В. Обухов, Г. Сатовский-Ржевский, Н. Щёголев, М. Щербаков… В этот список в качестве популяризатора русского поэтического слова можно добавить и жившего в Шанхае в 1935-1943 гг. Александра Вертинского.

1.      Русские поэты в Китае в первой половине XX века. Расцвет поэтической диаспоры.

Основными вехами в жизни русской поэтической диаспоры Китая стали: (1) появление в этой стране, начиная с 1918 года, многочисленной харбинской группы русских поэтов, (2) первый «великий исход» поэтического Харбина (ядром которого было литературное объединение «Чураевка»), преимущественно в Шанхай, после начала японской оккупации Маньчжурии (1931 г.) и продажи в 1935 г. Советским Союзом доли КВЖД «Маньчжурской империи», (3) «великий исход» (фактически рассеяние по всему миру) русской диаспоры Китая после окончания Второй мировой войны, победы китайских коммунистов в гражданской войне и провозглашения КНР в 1949 году – явление, к которому с полным основанием можно отнести афористичные строки одного из крупнейших поэтов русского Китая Алексея Ачаира: «И за то, что нас Родина выгнала, / Мы по свету её разнесли».

Подробный рассказ о богатой литературной жизни «русского» довоенного Китая не входит в мои планы. Всех интересующихся этой темой отсылаю к замечательной антологии «Русская поэзия Китая»[5], которую без проблем можно прочитать в интернете. Я же ограничусь кратким упоминанием важнейших имён.

Наиболее крупным поэтом не только русского Китая, но и всего русского восточного зарубежья можно по праву назвать Арсения Несмелова[6] (1889-1945). Бывший офицер армии адмирала Колчака и участник Сибирского Ледяного похода, Несмелов с 1920 по 1924 гг. жил во Владивостоке. Скрываясь от ареста и расстрела, он ушёл оттуда в Китай с помощью карты, данной ему писателем и географом Владимиром Арсеньевым. Поэт жил в Харбине. В сентябре 1945 года он был арестован смершевцами и вскоре погиб в пересыльной тюрьме под Владивостоком[7]. «Нынче ветер с востока на запад, / И по мёрзлой маньчжурской земле / Начинает поземка, царапать / И бежит, исчезая во мгле».

Иван Елагин

Интересно, что один из лучших русских поэтов второй волны эмиграции Иван Елагин (ум. в 1987 г. в США) годовалым ребёнком был в 1919 г. вывезен родителями из Владивостока в Харбин. В 1923 г. семья вернулась в СССР. В конце 20-х годов отец Елагина, поэт-футурист Венедикт Март был арестован, а после повторного ареста в 1937 г. – расстрелян. Таким образом, Харбин дал русской диаспоре двух лучших поэтов – одного в восточном, другого – в западном полушарии.

Поэт Алексей Ачаир (1896-1960) происходил из семьи сибирских казаков. Активный участник гражданской войны, в 1922 г., после занятия Владивостока красными, он пешком через тайгу ушёл в Корею, а оттуда – в Харбин. А. Ачаир организовал харбинское литературное объединение «Молодая Чураевка», ставшее в 30-х годах ведущим поэтическим центром русского эмигрантского Дальнего Востока. Наравне с А. Несмеловым Ачаир был настоящим кумиром эмигрантов, оказавшихся в Китае после революции и гражданской войны. В сентябре 1945 г. А. Ачаир был принудительно депортирован в СССР. Он провёл 10 лет в ГУЛАГе (в Воркуте) и три года в ссылке на севере Красноярского края. После освобождения жил в Новосибирске. «Дно чаши озерной покроется илом, / Столетние ели наденут тенёта, / Таежные птицы загрезят о милом / И будут осеннего ждать перелёта».

Валерий Перелешин

Мемуарист «первой волны» эмиграции, поэт, переводчик и журналист Валерий Перелешин (1913-1992) эмигрировал с матерью в Харбин в 1920 г. В 1932 г. он вошёл в литературную группу «Чураевка». В 1938 г. Перелешин принял монашеский постриг под именем Герман, а через год переехал в Пекин, где работал в Российской духовной миссии. В 1943 г. поэт перебрался в Шанхай, откуда в 1950 г. выехал в США, а в 1953 г. – в Бразилию. Всю последующую жизнь он прожил в Рио-де-Жанейро. Наряду с А. Несмеловым, Перелешин считается одним из наиболее крупных поэтов «восточной ветви» русской эмиграции. Для его стихов, написанных преимущественно в жанре философской медитативной лирики, характерна классическая манера с ориентацией на твёрдые формы. «Ты пойдешь переулками до кривобокого моста, / Где мы часто прощались до завтра. Навеки прощай, / Невозвратное счастье! Я знаю спокойно и просто: / В день, когда я умру, непременно вернусь в Китай».

Поэтесса Марианна Колосова (1903-1964) в годы гражданской войны, будучи ещё совсем юной, по воле судьбы ненадолго связала свою судьбу с наркомом В. Куйбышевым, впоследствии одним из руководителей советского государства. После разрыва с ним и скитания по России, в 1922 г. девушка эмигрировала в Харбин. С 1934 г. Колосова жила в Шанхае, где содержала платную русскую библиотеку. В её творчестве преобладала гражданская лирика. Современники называли её «бардом Белой армии» и харбинской Мариной Цветаевой. Вот отрывок из стихотворения М. Колосовой, посвящённого бывшему другу-наркому: «Но я твой след подкараулю / И обещаю, как врагу, / Что в черном браунинге пулю / Я для тебя приберегу. / За то, что многих злобно мучишь, / За то, что многих ты убил, – / Ты пулю смертную получишь / От той, которую любил». В 1946 г. вместе со своим мужем, одним из организаторов русского патриотического движения за рубежом А. Покровским, поэтесса переехала сначала на Филиппины, оттуда в Бразилию и затем в столицу Чили Сантьяго. Здесь она и умерла. На табличке, прикрепленной к могильному кресту, написано: «Русская национальная поэтесса».

Потомок знаменитого мореплавателя, адмирала Ивана Крузенштерна, журналист и поэт Юстина Крузенштерн-Петерец (1903-1983) была дочерью кадрового офицера, погибшего в Первую мировую войну. В 1920 г. с волной беженцев, вместе с матерью и братом она оказалась в Харбине (где ещё до войны провела детские годы). Молодая поэтесса участвовала в деятельности «Чураевки». В 1930 г. она переехала в Шанхай. Её мужем был поэт и критик Николай Петерец. Не успев вовремя уехать, поэтесса несколько лет жила в красном Китае. Лишь в 50-е годы она выехала в Бразилию, откуда в 1960 г. перебралась в США.

Ольга Скопиченко

Поэтесса и писательница Ольга Скопиченко, в замужестве Коновалова (1908-1997), эмигрировала в Харбин около 1923 г. с отцом, кадровым офицером Белого движения. Скопиченко активно участвовала в работе «Чураевки». Она была близка с М. Колосовой (чьи стихи оказали на неё сильное влияние), дружила с А. Несмеловым. Чуть позже О. Скопиченко переехала в Шанхай. С потоком русских беженцев, уходивших от побеждавших в гражданской войне в Китае коммунистов, поэтесса попала на Филиппины, где прожила два года в лагере русских беженцев В 1950 г. она перебралась в Сан-Франциско. «…Но знаю я, что и в далёких, / Красивых, но чуждых полях / Я буду писать те же строки / И прошлое встанет в стихах. / Я знаю, по-прежнему будет / Мне сниться далекая Русь, / И где бы я не был, повсюду / Настигнет знакомая грусть».

Поэтесса и танцовщица Ларисса Андерсен (1911-2012) попала в Харбин в 1922 г. вместе с родителями. Именно так, с двумя «с» пишется её имя. С юного возраста девушка увлекалась поэзией и балетом. Литературную деятельность она начала под эгидой всё той же «Чураевки». В начале 30-х годов Андерсен переехала в Шанхай. Влюблённый в Лариссу А. Вертинский называл её поэзию «Божьею Милостью талантом». Вокруг Лариссы всегда царила атмосфера восхищения и влюбленности. Она была знакома с С. Рерихом, Вс. Ивановым, А. Несмеловым, И. Одоевцевой. В 1946 г. вышел сборник шанхайской группы «Остров», название которого, по одной из версий, придумано Лариссой Андерсен. В отличие от других дальневосточных поэтов-эмигрантов, она почти ничего не написала о Китае. В её творчестве преобладает лирика, эмоциональный взгляд на жизнь, сердечные переживания. В 1956 Л. Андерсен вышла замуж за сотрудника французской морской компании Мориса Шеза (Chaize), после чего много лет провела в разных странах, в которые был командирован её муж. С 1971 г. Андерсен поселилась во Франции, где проживала в местечке Иссанжо (Овернь). После отъезда из Китая литературным творчеством она почти не занималась. Умерла поэтесса на 102 году жизни в госпитале в городке Ле-Пюи-ан-Веле (в 25 километрах от Иссанжо)[8]. В наши дни во Владивостоке, в стенах Приморской краевой публичной библиотеки имени Горького регулярно проходят заседания Клуба друзей Лариссы Андерсен. «Я думала, Россия – это книжки. / Всё то, что мы учили наизусть. / А также борщ, блины, пирог, коврижки / И тихих песен ласковая грусть. / И купола. И тёмные иконы. / И светлой Пасхи колокольный звон. / И эти потускневшие погоны, / Что мой отец припрятал у икон. / Всё дальше в быль, в туман со стариками. / Под стук часов и траурных колёс. / Россия – вздох. / Россия – в горле камень. / Россия – горечь безутешных слёз».

Поэт и прозаик Василий Обухов (1905-1949) жил в Харбине с детских лет. Его кумирами были Гумилёв и Анненский. Обухов входил в литературное объединение «Чураевка», публиковал стихи и прозу в харбинской и шанхайской периодике. В. Перелешин назвал В. Обухова «дальневосточным акмеистом». В 1945 г. поэт был арестован советскими властями и депортирован в СССР, где некоторое время сидел в лагере. Вскоре он был освобожден и мог остаться в Советском Союзе, но решил вернуться в Харбин. Это ему удалось. Умер поэт в 1949 г. По словам Н. Резниковой, «каждое стихотворение Василия Обухова – отражение его трудной, мучительной жизни, в которой единственной настоящей радостью было творчество»[9]. «Как крылья стрекозы, осенний воздух сух. / Калитка в сад. Скамейка. Стол. Поляна. / И дремлет старый вяз, протягивая сук / Над тонкими стеблями гаоляна».

Поэт Григорий Сатовский-Ржевский (1909-1955) попал в Харбин в 1918 г. вместе с родителями. С 1940 г. он жил в Шанхае. Его единственный поэтический сборник «Золотые кораблики» вышел в свет летом 1942 г. в Харбине. Книга получила название по первому стихотворению, в котором противопоставлены «житейское злое ненастье» и «золотые обломки небывшего счастья». Согласно В. Перелешину, Сатовский «обожал стихи Бориса Поплавского и знал их все наизусть»[10]. «Мне так страстно хочется в Россию, / В западные нищие поля, / Где озера сине-голубые / Васильками смотрят из жнивья, // Где дороги в комьях желтой глины / С косогора убегают в лес / И болотистые низкие равнины / Спят под блеклым пологом небес…».

Поэт и журналист Николай Щёголев (1910-1975) в эмиграции, куда попал мальчиком, сначала жил в Харбине (где в 1930 г. стал одним из руководителей, а чуть позже – председателем «Чураевки»), затем переселился в Шанхай. Совместно с В. Перелешиным Щёголев редактировал поэтический альманах «Остров» (1946) участников литературного объединения «Пятница». В 1947 г. поэт добровольно вернулся в СССР. «Дни, сотканные из тумана, / Вновь начинают возникать… / Вначале – больно, нынче – странно / Мне отрочество вспоминать».

Поэт и писатель, фотограф и неутомимый путешественник Михаил Щербаков (1890-1956) покинул Владивосток осенью 1922 г., за день до прихода большевиков, на вспомогательном крейсере «Лейтенант Дыдымов», разбившемся во время шторма за 150-200 миль до Шанхая. Щербакова спасло от смерти то, что на одной из стоянок он пересел на канонерскую лодку «Улисс». Трагическое путешествие автор описал в очерке «Одиссеи без Итаки». В 1929 г. в Шанхае М. Щербаков был избран председателем Содружества русских работников искусств «Понедельник». Щербаков много путешествовал по Юго-Восточной Азии и островам Тихого океана, неоднократно бывал в Японии, Корее, Гонконге, посетил Цейлон и остров Пасхи. Его путевые очерки и заметки публиковались в шанхайских газетах и журналах. Всю жизнь поэт увлекался фотографией. В 1950-х гг. Щербаков оказался во Вьетнаме. Там он заболел нервным расстройством, после чего друзья перевезли его в Париж и определили в психическую больницу. Из больницы М. Щербаков вышел в 1955 г. В январе 1956 г. он в состоянии депрессии выбросился из окна. «Душный гул тропического леса / Весь пропитан пряными отравами; / Гроздья змей, – лианные завесы, – / Чашами шевелятся шершавыми...».

Лев Гроссе

Поэт и философ Лев Гроссе (1906-1950), сын немецкого барона и блестящего дипломата Виктора Гроссе (генерального консула Российской империи) в эмиграции жил в Шанхае, где входил в содружество «Понедельник». В Харбине он организовал религиозно-философский кружок. Гроссе превосходно знал английский, немецкий, французский, китайский языки и позже, после учебы в Сорбонне и Берлинском университете, работал переводчиком в иностранных фирмах. В 1948 г. поэт добровольно уехал в Советский Союз. Был арестован, погиб в лагере. «Благовест об Архангеле я / Складываю на лире… / Если не дар Евангелия, / Как бы я выжил в мире?».

В довоенном Шанхае проживала старшая сестра Бориса Поплавского, поэтесса Наталья Поплавская (ок. 1900 – конец 20-х годов). «Ты едешь пьяная и очень бледная / По тёмным улицам совсем одна. / И смутно помнишь ты ту скобку медную / И штору синюю окна».

Говоря о русской поэзии Китая, нельзя также не упомянуть имена Н. Алла, Б. Бета, М. Визи, М. Волина, Б. Волкова, Л. Ещина, В. Н. Иванова, В. Иевлевой, Ф. Камышнюка, Я. Кормчего, Н. Крук, И. Лесной, В. Логинова, В. Марта, А. Паркау, Н. Петереца, Е. Рачинской, Н. Резниковой, М. Спургота, М. Шмейссера, Е. Яшнова… Этот список далеко не полон.

2.      Политические пертурбации второй половины XX века (до распада СССР). Исчезновение русской поэтической диаспоры в Китае.

После окончания Второй мировой войны одни русские эмигранты («колчаковцы», «каппелевцы», «семёновцы» и др.) были репрессированы, другие получили советское гражданство и вернулись в СССР, третьи перебрались в Австралию, США, Канаду и другие страны. Последняя массовая волна возвращения русских из Маньчжурии в СССР пришлась на середину 50-х гг. Почти все эти репатрианты были отправлены на освоение целины. К первой половине 60-х гг. практически всё русское население Харбина покинуло Маньчжурию. К началу 90-х в этом городе осталось около двадцати русских, в большинстве своем преклонного возраста. «Туристы, приезжающие сегодня в Харбин, не находят даже следа «самого большого русского города за пределами России». Ничего не осталось – ни русских церквей, ни кладбищ, ни зданий, ни людей»[11].

Одной из причин этой новой волны переселения стало провозглашение в 1956 г. китайскими властями нового курса, вылившегося в победу идей Мао Цзэдуна и политику «большого скачка» (1958-1966). Чуть позже (1966-1976) была провозглашена «культурная революция», сводившаяся к отказу от старых культурных ценностей во имя строительства нового, коммунистического общества. В эти годы в стране громили университеты, избивали уважаемых профессоров, учёных и писателей. Были уничтожены почти все памятные места, связанные с русской довоенной эмиграцией. Под горячую руку разорению подверглись даже русские кладбища. Православные храмы в Харбине и Шанхае оказались разрушенными[12]. Понятно, что конфронтация в китайско-советских отношениях сказывалась и на русской поэзии. Во-первых, наших поэтов в стране практически не осталось. Во-вторых, даже потенциальные поэты боялись брать в руки перо. Когда на тебя смотрят как на потенциального шпиона, тут не до стихов. По словам тех, кто пережил эти годы в Китае, даже говорить по-русски было небезопасно. Об этом времени родившаяся в Харбине поэтесса Нора Крук рассказывала так: «…моя подруга вышла замуж за китайца. Жили они очень хорошо. И вот началась культурная революция, пришли хунвейбины к ним домой. (…). Схватили они её, вывели в парк, поставили на какую-то тумбу, надели на неё дурацкий колпак, ходили вокруг, ругали всяческими словами, плевались»[13].

Елизавета Кишкина с мужем Ли Лисанем

Кроме немногочисленных старожилов, в Китае в эти годы проживали несколько сотен советских женщин, вышедших замуж за китайцев. Одной из лучших представительниц русской эмиграции этого периода в Китае была Елизавета Кишкина (Ли Ша) (1914-2015). В 1936 г. она вышла замуж за одного из руководителей китайской компартии Ли Лисаня, а в 1946 г. вместе с мужем приехала в Китай. В этой стране Е. Кишкина пережила все самые сложные годы советско-китайских отношений. Во время «культурной революции» ей около восьми лет пришлось провести в одиночном заточении. Ли Лисань стал объектом травли со стороны хунвэйбинов, в результате чего в 1967 г. покончил жизнь самоубийством. А в 1979 г., после полной реабилитации, Е. Кишкиной присвоили звание профессора русского языка. Все последующие годы она работала на факультете русского языка в Пекинском университете. Ли Ша вела активную преподавательскую и научную деятельность до последних дней. Её последним трудом стала автобиографическая книга «Из России в Китай – путь длиною в сто лет», изданная в 2014 г. О дочери Ли Ша Инне Ли речь пойдёт чуть ниже.

В 1952-1965 годы из КНР в Австралию, Аргентину, Бразилию и Новую Зеландию при поддержке Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев, общественных и религиозных организаций было вывезено более 1500 русских[14]. Наконец, в 1978 г. (при Дэн Сяопине) был провозглашён курс на социалистическую рыночную экономику. После смягчения политического климата в Китае с начала 80-х годов вновь изменилось отношение государства к русскому национальному меньшинству.

Для любителей статистики приведу цифры, наглядно показывающие динамику исчезновения русской диаспоры в Китае после Второй мировой войны. Если к 1930 г. в Китае насчитывалось 125 тыс. русских (в том числе 110 тыс. в Маньчжурии), то в 1953 г. их осталось менее 23 тыс. человек[15]. За годы, прошедшие после создания КНР, большинство русских эмигрировали в Австралию, США, Канаду и Южную Америку. Особенно тяжело по русской диаспоре ударила «культурная революция». Перепись 1982 года выявила в Китае лишь 2933 русских (причём большинство из них, 2262 человека – в Синьцзяне, на протяжении около 45 км граничащим с Россией)[16].

Итак, в 80-е годы отношение к русским изменилось к лучшему. В 1983 г. в Синьцзяне официально признали право русских не выходить на работу в Пасху и на Рождество, в 1991 г. в Урумчи открыли православный храм, в 2000-х годах в Кульдже – русскую школу, а в 2008 г. власти Синьцзян-Уйгурского автономного района выделили деньги на новый храм в Чугучаке[17]. Накануне распада СССР (в 1990 г.) в Китае насчитывалось 13,5 тыс. русских[18]. Численность русской диаспоры в Китае, бывшей близкой к исчезновению, начала понемногу увеличиваться.

Что касается русскоязычных поэтов этого драматичного периода, у меня нет о них совершенно никаких сведений. Хотя вполне возможно, что и в это время в Китае жили русские поэты, писавшие стихи, но не публиковавшие их.

3.      Реформы конца XX-го (после распада СССР) – начала XXI-го вв. Начало возрождения русской поэтической диаспоры в Китае.

3.1.  Русские клубы и центры, китаисты и русисты.

В результате потепления отношений между Китаем и СССР, особенно после исторической встречи Дэн Сяопина и Михаила Горбачева в 1989 г., в Китай сначала зачастили многочисленные русские предприниматели-«челноки», затем начали приезжать студенты, желающие изучать китайский язык. Постепенно русские снова принялись обживать Поднебесную. К началу третьего тысячелетия численность русской диаспоры немного увеличилась. В 2000 г. в Китае насчитывалось 15,6 тысяч, а в 2010 г. – 15,4 тысяч русских[19]. По данным Всекитайской переписи населения 2010 г., большинство русских КНР жили в Синьцзяне (9000 человек) и во Внутренней Монголии, в том числе в русской национальной волости Шивэй под городом Аргунь, что рядом с Забайкальским краем (5000 человек)[20]. При этом надо иметь в виду, что китайская статистика учитывает лишь русских, ставших гражданами Китая (преимущественно «старых» русских), и совершенно не берёт в расчёт «новых», приехавших в эту страну по семейным обстоятельствам, на учёбу или в коммерческих целях и живущих преимущественно в Харбине и Шанхае, Тяньцзине и Пекине.

В городах проживания наибольшего количества выходцев из России и стран бывшего СССР открылись Русские клубы.

Творческий вечер поэта Ю.Кублановского. Шанхай, 2010

Русский клуб в Шанхае  появился в 1998 г. – почти через 50 лет после закрытия своего довоенного предшественника. Это первое общественное объединение живущих в Китае выходцев из России со времен послереволюционной эмиграции. Им руководит Михаил Дроздов. В ноябре 2010 г. клуб провел творческий вечер поэта Юрия Кублановского, опубликовавшего интересные воспоминания о своей поездке в Шанхай и об этом вечере (в записи от 15 ноября): «Наши в Шанхае. Я выступал у них в Русском Клубе, небольшом зале богатого отеля. Человек 30 – 40. Как понимаю, это некрупные честные предприниматели, которые не нашли себя в России (…). Люди чистоплотные, но стремящиеся к достатку. И в Шанхае, где бизнес не омрачен беззаконием и поборами, они себя нашли. Купили квартиры, даже выписали из Самары учителя Закона Божия и русского языка»[21]. Гостями Русского клуба в Шанхае было также немало писателей: Леонид Бородин, Валерий Ганичев, Юрий Поляков, Александр Проханов, Захар Прилепин, Сергей Шаргунов, критик Владимир Бондаренко и др. Выступали в Шанхае и группа «Мумий Тролль», и лидер «Аквариума» Борис Гребенщиков.

Русские клубы работают также в Пекине, Гуанчжоу, Харбине, Урумчи и Гонконге. Надо сказать, что мало кто из новых русских переселенцев планирует остаться в Китае навсегда. Слишком много различий в жизненных укладах, а многим не по нраву и перенаселённость больших городов[22]. Тем не менее, потребность в русских центрах и клубах появилась, а это – хороший знак для русской поэзии. В Шэньяне, Харбине, Урумчи, Шанхае, Гуанчжоу, Шэньчжэне на добровольных началах работают образовательные центры, классы и кружки для детей по изучению русского языка и литературы. Воскресные школы открыты при православном храме, расположенном на территории российского посольства, а также в Шанхае. В Гонконге и Макао работают Центры русского языка. Солидный фонд художественной литературы на русском языке имеется в библиотеке провинции Хэйлунцзян, которая активно сотрудничает с Дальневосточной государственной научной библиотекой в Хабаровске, а также в Государственной библиотеке Китая. Небольшая библиотека русской литературы есть и при Русском клубе в Шанхае. В генконсульствах в Шэньяне и Гонконге, а также в посольстве и Российском культурном центре в Пекине тоже открыты библиотеки русской литературы. Это значит, что русская поэзия в Китае как минимум проникла на полки библиотек.

Российский культурный центр в Пекине регулярно проводит разные мероприятия, связанные с русским языком и культурой. Поэтических вечеров в программе центра я не нашёл, но судя по всему, это дело недалёкого будущего. Проведение поэтического фестиваля «„Эмигрантская лираˮ в Пекине» (или в любом другом крупном городе Китая) наверняка способствовало бы оживлению русско-китайской литературной жизни. Но прежде чем думать о будущих поэтических фестивалях, надо как можно лучше понять китайскую жизнь. Здесь не обойтись без помощи русских китаистов, китайских русистов, а также разного рода журналов, издающихся на русском языке.

Для познания Китая и китайской мудрости чрезвычайно полезен сайт «Средоточие», созданный живущим на Тайване российским китаистом Владимиром Малявиным (род. в 1950 г.). Малявин перевёл на русский язык многие китайские трактаты («Чжуан-цзы», «Ле-цзы», «Дао дэ цзин» и др.) и написал более 30 книг и сотни статей, посвященных китайской философии и истории культуры. А Бронислав Виногродский (род. в 1957 г.) не только китаевед, но и поэт (автор четырёх сборников стихов), писатель и переводчик всё тех же основополагающих китайских текстов («Чжуан-цзы», «Дао дэ цзин», «Книга Перемен»). Правда, в Китае москвич Б. Виногродский постоянно не живёт, бывает здесь наездами, по несколько раз в год, но творческие силы черпает именно в здешней культуре. В 2015 г. поэтесса Ирина Чуднова (о которой я расскажу дальше) переводила на китайский язык одну из его книг. Личный сайт Б. Виногродского. О китайской поэзии и поэтике активно пишут китаисты Марина Кравцова, Сергей Торопцев, Лидия Стеженская, Иван Семененко и другие. Очень полезный сайт о китайской культуре (http://www.synologia.ru/) курирует Отдел Китая Института востоковедения РАН.

Активно работает в области образования и переводческой деятельности дочь Елизаветы Кишкиной и Ли Лисаня (о которых я рассказывал выше), профессор, русист-филолог, переводчик и поэт Инна Ли (Ли Иннань), с 2001 по 2012 гг. возглавлявшая Центр русского языка в Пекинском университете иностранных языков»[23]. В далёком 1985 г. за переводы русской литературы она была удостоена премии «Радуга», учрежденной Союзом писателей Китая. Большое удовольствие доставляет ей перевод поэтических произведений. В числе изданных поэтических сборников, в которые вошли переводы Ли Иннань – «Антология современной китайской поэзии», «Стихотворения Чэнь И», «Стихотворения Джиди Мацзя». Персональный сайт Ли Иннань. На этом сайте можно найти и несколько собственных стихов поэтессы.

В Шанхае функционирует русскоязычный Книжный клуб. Члены клуба встречаются раз в две-три недели и обсуждают прочитанные книги. В этом же городе инициативная русская молодёжь регулярно проводит на свежем воздухе Арт-пикники – небольшие фестивали интересов, увлечений и хобби. Например, в октябре прошлого года в Cenruty Park прошёл второй Шанхайский слёт любителей авторской песни «Струна»[24].

3.2.  Журналы, сайты и интернет-форумы на русском языке.

В 2005 г. возобновлено издание китайского государственного русскоязычного журнала «Китай», впервые вышедшего в свет в 1951 г. В рубрике «Культура» немало материалов посвящено новостям литературной жизни в стране. С 2009 г. издаётся и распространяется в обоих странах журнал «Россия и Китай» – международное издание с параллельным переводом, посвященное китайско-российским отношениям. В просмотренных мной номерах материалов о литературе не обнаружено. С 2009 по 2013 гг. на территории Китая раз в месяц выходило первое и единственное в своем роде бесплатное русскоязычное печатное издание – «Наш журнал». В 2014 г. вышел единственный номер журнала, по всей видимости – последний. В доступных для скачивания номерах литературных новостей нет. В 2004 г. начал издаваться сетевой русскоязычный журнал «Дыхание Китая», рассказывающий о разных сторонах жизни Поднебесной. В 2012 году этот журнал стал выходить как приложение к государственной «Российской газете». В нём можно найти много интересных статей и материалов, касающихся китайской жизни. Что касается литературы, а тем паче поэзии… Как вы догадались? В журнале «Словесница Искусств» есть постоянная рубрика «Русский Харбин».

Обложка журнала «Партнеры. Берега дружбы». Июль 2009

Кстати о Харбине. Здесь с 2002 г. издаётся русскоязычный журнал «Партнеры» – орган пресс-канцелярии правительства той самой приграничной с Россией провинции Хэйлунцзян, в которой расположен Харбин. Эта провинция наиболее тесно связана с Россией в силу исторических, географических и экономических причин. С 2009 г. по 2011 гг к журналу выходило приложение – «Партнеры. Берега дружбы», ориентированное на русских, проживающих в Китае. Форма приложения к китайскому журналу была выбрана из-за того что по китайским законам иностранные издания не могут самостоятельно издаваться в КНР. Инициатор издания – Лариса Жебокритская, живущая в Китае уже 25 лет (она же является литературным редактором «Партнеров»). Приложение издавалось при поддержке Русского клуба в Харбине, Российского культурного центра и Координационного совета соотечественников в Китае. Время от времени в нём публиковались и стихи.

«Восточное Полушарие» – это крупнейший интернет-форум в русскоязычном сегменте интернета, посвященный Китаю и Азии. Одна из веток сайта посвящена переводам китайской классической поэзии. Здесь русские китаисты и переводчики выкладывают свои заметки и переводы с китайского и обсуждают проблемы литературного перевода китайской поэзии – как старинной, так и современной. Большинство участников форумов спрятаны под вымышленными именами. Большой популярностью пользуется сетевой журнал«MANDARIN» – издание о жизни в Китае, в котором люди делятся полезной информацией, анонсами мероприятий, рассказывают о выставках, встречах с интересными людьми и т.д. Журнал распространяется лишь в ВиЧате (WeChat, программа мгновенных сообщений). Очень востребован в русскоязычной диаспоре и сетевой журнал «Магазета»  живущего в Ханчжоу Александра Мальцева. Александр также со-ведущий аудио-проекта «Laowaicast» (от слова Лаовай – иностранец, чужак, посторонний). ЖЖ А. Мальцева.

В сентябре 2013 г. по инициативе и под редакцией лингвиста, переводчика и писателя Антона (Тони) Гау[25] вышел первый и последний выпуск Литературного альманаха «CRUX» («Южный Крест»), заявленного как южно-китайский литературный альманах, издание независимого литературного клуба г. Гуанчжоу[26]. В разделе «От редактора» Антон Гау, в частности, рассказывает: «Данный альманах является сборником литературных работ русскоязычных людей, так или иначе связанных с Китаем. Начинался он с желания отдельных русскоговорящих обитателей южного Китая показать друг другу свои работы, встретиться и даже, может быть, провести некий литературный салон, при всей иронии данного словосочетания. Такая встреча случилась 20 апреля 2013 года в г. Гуанчжоу. (…) Скорее, это стенгазета или же рабочие тетради пишущих китаистов – и профессиональных, и, – волею судеб, – любителей. (…) Город Гуанчжоу был выбран как эпицентр существования в южном Китае, хотя уже раздаются голоса о проведении подобных мероприятий в других городах и провинциях, чему мы рады и что мы приветствуем. (…) Наше издание не ставит целью из последних сил добиваться литературных высот каждой строки и выверенности каждой буквы. Это, скорее, подиум для того, чтобы выразить себя, посему строгие суждения о литературной ценности произведений приветствуются, хотя и не принимаются, ибо, с одной стороны, пока некуда, а с другой – «каждый пишет, как он слышит» и далее по тексту. Авторы, публикующиеся здесь, не подают заявок на исключительную отточенность литературного мастерства, скорее – на право выразить себя и свой мир».

В первом номере альманаха «CRUX» были, в частности, опубликованы стихи и переводы Игоря Алимова, Альберта Крисского (Папа-Хуху), священника о. Александра (Панасенко)[27], Гранта Грантова, Марии Громаковой, Анны Виктория, Тони Гау (Tony Gau)[28] и Полины Синицкой[29]. 

3.3.  Русскоязычные поэты и переводчики современного Китая.

В этом разделе речь пойдёт об интересных переводчиках с китайского (в том числе поэзии), об интересующихся поэзией китаистах и о поэтах, живущих в Китае постоянно или живших здесь некоторое время и вернувшихся в Россию.

Забегая вперёд, замечу, что в целом ситуация с русскоязычной поэзией в Китае напоминает затишье перед бурей. Поэтической общности пока ещё не сложилось, поскольку в стране не успела ещё сложиться многочисленная и хорошо структурированная русская диаспора. Нет ни литературных журналов, ни широко известных за пределами Китая поэтов, пишущих стихи на русском языке и регулярно публикующихся в поэтических сборниках, серьёзных журналах или «несерьёзном» интернете. Переводов современной русской поэзии тоже делается крайне мало. Даже выходивший недавно сборник Цветаевой в переводах известного поэта Ван Цзясиня делался через английский язык[30]. Но всё не так пессимистично, если учесть, что русско-китайские контакты в полной мере активизировались лишь каких-нибудь 20-25 лет назад. Поэтому я смотрю в будущее русскоязычной поэзии Китая с осторожным оптимизмом.

Михаил Дроздов

Один из основателей «Русского клуба в Шанхае» (в 1998 г.) и его председатель (с 2001 г.), он же – председатель Всемирного Координационного совета российских соотечественников Михаил Дроздов (род. в 1971 г. во Владивостоке) живёт в Шанхае с 1996 г. Он один из соавторов и куратор проекта по выпуску книги «Русские в Китае. Исторический обзор» (2010), автор нескольких статей о жизни русской диаспоры и интервью с деятелями русской культуры в эмиграции, редактор сайта «Русский клуб в Шанхае», организатор творческих вечеров с российскими деятелями культуры в Шанхае. Стихи М. Дроздова публиковались в сборнике «Побудь у одиночества в гостях» (Владивосток, 2002) и газете «День литературы» (Москва, №7, 2007). Дроздов – автор поэтического сборника «Шанхайские акварели» (2002)[31]. «Опять туман. / Неясно фонари / Мерцают. // Прохожим дела нет – Возникнут близ меня / И тают. // А я, как будто пленник, / Сквозь строй / По лужам // Венчаю понедельник / Дождем / На ужин. // И ветер, / Словно лист, / Меня вращает, // В густом тумане / Лиц Не различает». Персональный сайт М.Дроздова.

Альберт Крисской

Китаист, востоковед и переводчик Альберт Крисской (Папа ХуХу) является одним из организаторов интернет-сообщества «Восточное Полушарие» (см. выше) и автором сайта «Папа ХуХу», который и дал ему его неформальное имя. А. Крисской родился в Ростове-на-Дону в 1974 г., там же поступил на геолого-географический факультет Ростовского университета. После двух лет учебы, в 1993 г. получил предложение поехать по обмену в Китай для продолжения обучения. За годы учебы освоил китайский, английский и испанские языки.[32] Крисской занимается переводами старинных китайских стихотворений. В прошлом году он переехал в Словению. «Ведь Тао Юаньмину было тридцать семь / Когда печать повесив, из ворот столичных вышел / Я тоже в этот год уеду насовсем / На берег Си, в деревню к горам Шан поближе» (Возвращаясь к полям. Юань Чжэнь. – Перевод А. Крисского). ЖЖ.

Профессиональный китаист-филолог Юлия Дрейзис[33] родилась в 1986 г. в Москве, где сейчас и проживает. Юлия закончила Институт стран Азии и Африки по специальности «лингвистика» (китайский язык), а кандидатскую защищала уже по литературе китайского авангарда. В 2005-2006 гг. она проходила стажировку в Педагогическом университете центрального Китая (Ухань, КНР), а сейчас работает в МГУ имени М.В. Ломоносова и в Институте стран Азии и Африки (на кафедре китайской филологии). В конце прошлого года вышел в свет её перевод романа Юй Хуа «Братья». Затем Юлию очень заинтересовала современная поэзия Китая. Оказалось, что это совершенная terra ingonita для русского читателя, мало кто этим занимается профессионально. Так появился сайт-блог Юлии Дрейзис «Стихо(т)ворье» о китайской поэзии последних тридцати лет. Переводы Ю. Дрейзис печатались в журнале «Транслит», а также презентовались в 2015 г. на ежегодном Фестивале свободного стиха/верлибра в Москве. Сейчас Центр мировой поэзии Института языкознания, с которым Юлия сотрудничает, совместно с тайваньскими коллегами запускает проект двуязычной антологии современной русской поэзии в переводах китайских поэтов. Если всё получится, книга выйдет через три года. В настоящий момент Юлия Дрейзис занимается исследованием литературы китайского авангарда и переводами Юй Хуа, одного из наиболее ярких представителей течения. Ю. Дрейзис – лауреат поэтической премии журнала Poetry East West (DJS Art Foundation в номинации «Перевод современной китайской поэзии» (2015). Все публикации Юлии Дрейзис.

Востоковед, китаевед, директор Центра «Петербургское Востоковедение», доктор исторических наук, писатель-прозаик и переводчик Игорь Алимов (род. в 1964 г.) в конце 80-х гг. стажировался в Китае. Сейчас он, по его словам, «живёт и работает в Санкт-Петербурге и по мере сил – в Пекине». Фактически Алимов проводит в Китае ежегодно около месяца. В 2010 г. он защитил докторскую диссертацию по теме «Китайские авторские сборники X-XIII вв. в очерках и переводах». Переводы И. Алимова можно прочитать в антологии современной китайской поэзии «Азиатская медь» («Петербургское Востоковедение», Санкт-Петербург, 2007). Под псевдонимом Вениамин Гусь Игорь Алимов публикует короткие шутливые стихи: «Поднять искусство до себя – / Иль опуститься до искусства?» («Раздумья»), «Опять мой кот ликует. / И так – который год подряд. / Приди уже в себя, кастрат!» («Весна»), и т.д. Персональный сайт Игоря Климова.

Очень одарённая и тонко чувствующая поэтесса Зоя Гудкова жила в Пекине с 2011-го года (в 2015 г. она умерла). Прах её развеяли под Пекином, поэтому она теперь навсегда осталась в Китае. «Сыграй – на нервах – роль Савонаролы, / Пристрастной лютни струны приструни, / Про грех богатства с красотой шепни, / Чтоб покаянье принесла в подоле» (из последнего стихотворения «Великая иллюзия», опубликованного на сайте «Стихи.ру» 10 марта 2015 года). Страница Зои Гудковой на этом сайте (где она публиковалась под псевдонимом Umeko). Личная страница на сайте «diari».

Поэтесса Света Бритова (род. в 1975 г.), более известная по своему псевдониму Yandel, по профессии – лингвист. Во время учёбы в МГУ Света в 1998-1999 гг. стажировалась в Китае, потом преподавала китайский язык в МГУ. С 2010 по 2012 гг. она жила в Пекине, работала (или стажировалась – точно не знаю) в Международном университете бизнеса и экономики, после чего снова вернулась в Москву. В творчестве Yandel часто звучит китайская тема. Муж поэтессы, поэт и переводчик Евгений Дерлятко (Deyck, Дейк), скоропостижно умерший в 2009 г., писал: «Ключ к поэзии ЯнделЪ – Восток. Причем Восток Дальний, прежде всего китайский. Лингвист и китаист по профессии, Светлана прожила несколько лет в этой древней и вечно юной стране, прониклась ее духом, ее эстетикой, ее поэзией. (…) В каждой своей вещи Светлана пребывает там и тогда, где и когда свершается это чудо – отливка опыта, впечатлений, чувств и мыслей в законченную поэтическую форму»[34]. Всех интересующихся творчеством Yandel отсылаю к её давнему интервью Павлу Самсонову.[35] «я не видела снега шесть тысяч пятьсот часов, / вдоль великой китайской – по часу за пару ли. / от москвы до пекина две трети мечты. в висок / тук-тук-тычется нищенка-память. скребёт. скулит». Страница Светланы Бритовой (ЯнделЪ) на сайте «Интерлит». Страница Yandel на сайте «Стихи.ру». ЖЖ.

Поэт и переводчик, журналист и фотограф Ирина Чуднова[36] родилась в 1974 г. в Ростове-на-Дону. Более 20 лет живёт в Пекине. Стихи пишет, по собственному признанию, «сколько себя помнит». Относится к ним очень придирчиво – многое летит в корзину, многое остается недописанным из боязни одним неточным словом испортить несколько хороших строк. Ирина публикует свои стихи, переводы и рассказы преимущественно на сайте Максима Мошкова «Самиздат»[37]. Она член редколлегии сборников авторов «Самиздата». Страница Чудновой в «ЖЖ» (под именем Китайская КошЬ). Подборка стихов И. Чудновой «Десять стихотворений, написанных ночью» была опубликована в 130-м номере «Вечернего Гондольера». Несколько её переводов тайваньского поэта Линь Цзянь-Луна опубликованы в наиболее представительном собрании современной китайской поэзии новейшего времени, антологии «Азиатская медь» («Петербургское Востоковедение», Санкт-Петербург, 2007).[38] «эй! кто-нибудь! мои руки-крылья дождями исколотые намотайте на локоть. / закат небо исполосовал в радужные разводы, / трепещет сердечная камера клапанами-перегородками – / отходят воды. что-то в полночь родится – флейта ему позвоночником, / рифмы рёбрами, аллитерации кровью, вселенская тоска смыслом».

Поэтесса Марина Мурсалова[39] родилась в 1982 г. в Москве. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. В 2006 г. Марина стала лауреатом премии «Дебют». Она публиковалась в журнале «Новый мир», альманахе «Алконостъ», региональных изданиях. После «Дебюта» и «Нового мира» публикаций практически не было (не считая собственного блога – тоже почти заброшенного). Уже третий год М. Мурсалова проживает в южном китайском городе Шэньчжэнь, где представляет российскую ювелирную компанию. «Всякий брошенный дом достаётся природе: / Крысам в подполе, серым кротам в огороде, / И жучкам в почерневшей, трухлявой доске, / И светящимся дивным грибам в уголке».

Митя Цветков

Поэт, филолог и искусствовед Митя Цветков родился в 1982 г. в Ленинграде, окончил филологический факультет СПбгу. Активно участвовал в питерской литературной жизни, публиковался в альманахах, выступал на фестивалях, записывал музыкальные диски. В 2004 г. при участии Цветкова в Петербурге был организован так называемый арт-клуб «Болт», занимавшийся продвижением современной поэзии и молодых авторов. В 2008 г. М. Цветков вышел в финал поэтического турнира «Русский слэм». В 2012 г. он перебрался в Шанхай, где до сих пор и проживает, принимая активное участие в культурной жизни его русскоязычной диаспоры. В 2014 г. в Санкт-Петербурге вышел поэтический сборник Мити Цветкова «Тексты из ниоткуда»[40]. Это его первый полноценный сборник стихов, составленный из текстов, написанных за последние десять лет. Поэт неоднократно выступал перед шанхайской русскоязычной публикой. Он также неоднократно устраивал арт-квартирники, литературные вечера и кинопоказы, принимал участие в организации и входил в жюри конкурса «Читай, Шанхай!» (конкурс на лучшее прочтение вслух стихов). По частному сообщению Мити, в своё время он «кидал клич» по китайским городам и весям с призывом совместного поэтического слёта, но так никто, увы, и не откликнулся. «Изгибы твои / дорогая моя Сучжоухэ / так пленительны / вечером томным / и что мне та Хуанхэ / что течет вдалеке / если рядом со мной / ты лежишь / ты бежишь / ты ласкаешь волной / берега, корабли / и бросают сетями / в тебя рыбаки / от банальной тоски…».

Поэтесса и скрипачка Анна Ганина родилась в Костроме. Детство прошло на Северном Кавказе, потом Анна жила на Камчатке, закончила Дальневосточную Академию искусств во Владивостоке, а с 2000 года вместе с мужем, художником Владимиром Ганиным, она живёт в Китае в г. Юэян (Yueyang). Уже 15 лет Анна работает в Хунанском политехническом институте (провинция Хунань расположена в юго-восточном Китае). А. Ганина – доцент кафедры скрипки, лауреат международного конкурса-фестиваля в Пекине. Она преподаёт и выступает с концертами. И Анна, и её муж – обладатели Золотых медалей провинции Хунань «Лучший иностранный специалист», причем Владимиру первую медаль в 2004 г. вручал премьер-министр Вэнь Цзябао, а вторую в 2015 г. – председатель КНР Си Цзиньпин. Анна Ганина начала писать стихи в 2013 г. Её страница на сайте «Стихи.ру» (обратите внимание на стихи, сгруппированные в цикле «Китайские стихи. Хунан»). Специально для нашего журнала российский дирижёр, композитор, пианист и философ Михаил Аркадьев рассказал о её творчестве: «Есть разные поэты. Есть те, кто ждёт остроты ощущений и подбирают к ощущениям рифму. А есть те, кто постоянно мыслит рифмой, ритмом, образом, стихом. К этому более редкому и ценному типу принадлежит поэт и музыкант Анна Ганина, живущая уже более 15 лет в Китае, в провинции Хунань. Поэзия её насыщена пронзительным ощущением китайской природы, всего живого. Ганина удивительным, и при этом естественным образом примыкает к древней великой традиции Китайской пейзажной лирики. Лирика эта несёт в себе нечто абсолютно личное, и одновременно космическое, за ней чувствуется смертельное переживание жизни. Это знак подлинности, знак погружения в саму стихию поэзии, где любовь, природа, смерть, возрождение перетекают бесконечно одно в другое. Обратите внимание как в этих прекрасных стихах свет и тень, Инь и Ян органично сплетены в музыкальные аккорды, как разные голоса вплетены в непрерывность времени и пульс, почти как в любимой и исполняемой Анной Ганиной Чаконе Себастьяна Баха: «Блестящий хор цикад! / Как ночью у воды / похожи все деревья! / Возьму свой плащ / и подберу подол – / скорей к ручью! / Но как найти у ночи / единственное дерево свиданья?». Гармония стиха Ганиной соткана из покоя и разрыва, из созерцания и диссонанса. Так – сквозь её строчки, мы слышим музыку древности и музыку современности, радость и боль, полет и катастрофу. Спасибо Анне Ганиной – русскому поэту в китайском пространстве звука за эту чистоту строя»[41].

Поэт с экзотическим именем Грант Грантов (один из участников альманаха «CRUX») родился в 1969 г. в Пятигорске Ставропольского края. В детстве с родителями он переехал в Москву. В 1992 г. окончил международное отделение факультета журналистики МГУ по специальности «Литературный работник телевидения». В 1998 г. посетил Непал и Тибет, после чего вернулся в Москву, бросил бизнес и начал изучать китайский язык. В 2001 г. уехал учиться на факультет китайского языка для иностранцев Сианьского института иностранных языков[42]. Блог Гранта Грантова в «Магазете». Здесь же можно прочитать два его поэтических цикла – «Китайский цикл» и «Синьцзянский цикл», а также поэтические переводы. «Не поймёт богатый суть Востока, бедный же монах её нашел. / Если на Востоке сердцу плохо, это очень, очень хорошо!».

Актриса и фотомодель, певица и блоггер, поэт и филолог, журналист и преподаватель русского языка как иностранного Мария Громакова родилась в Москве, высшее образование получила в Санкт-Петербурге (филфак СПбГУ). С 1998 по 2007 гг. Мария была ведущей актрисой и режиссёром-постановщиком питерского «Театра Поэтов». С 2007 г. она живёт в г. Сямэнь (юго-восточный Китай), где преподаёт в местном университете. Увлекается фотографией. Мария Громакова – автор трёх поэтических сборников, участник и победитель всероссийских и международных литературных конкурсов. Публиковалась в нескольких российских журналах, альманахах и антологиях, а также в журнале «Новые берега» (Копенгаген, Дания, 2004). Подборку стихов Марии Громаковой можно почитать здесь (часть 1; ссылки на две другие части приведены на указанной странице). Послушать стихи поэтессы можно тут. «Некрасивая девочка плачет. / Сны уходят. / Уходят туда, где утро. / Капризное небо / под ногами прохожих / щёлкает клювами. / Птицы. / Брызнет радугой / из-под колё что-то. / Может, радость пролили, / а, может быть, просто лужа / после вчерашнего / не просохла».

Один из авторов упомянутого выше альманаха «CRUX» Анна Виктория поэтом себя не считает, стихи пишет «только по настроению или по случаю». Родившаяся в приморском Дальнегорске и выросшая во Владивостоке, филолог А. Виктория приехала на юг Китая в 2006 г. в годовую командировку, однако и по сей день живёт и работает в этой стране. «Здесь Новый год не пахнет хвоей, / Здесь всё совсем наоборот: / Зимой зелёные газоны, / И витамины круглый год».

Молодая поэтесса из Шанхая Светлана Кособокова публикует свои задиристые и нескучные стихи под заголовком «Стихи из сибирских хутунов» в социальной сети «В контакте» (https://vk.com/sibirskiehutuni), здесь же можно найти и видеозаписи её чтения), а также на сайте «Стихи.ру». Светлана, заместитель председателя Русского клуба Шанхая, придумала и реализовала тот самый проект «Читай, Шанхай!», про который я рассказывал выше. Это начинание оказалось востребованным, поэтому мероприятие решено расширить и провести в масштабах всей страны с новым названием «Читай, Китай!». «Тормозите голову – я сойду! / Без тебя тут паника и паранойя, / Город тошно ходит в больном бреду, / Я сама тоже не знаю кто я».

Живущая с 2004 г. в г. Далянь Мира Максимова родилась в Якутии. По матери она якутка, по отцу – китаянка. Филолог по образованию (Якутский гос. университет, 2003), Мира занимается переводами с использованием четырёх языков – русского, якутского, китайского и английского. М. Максимова работает в сфере международного бизнеса. Она также редактор отдела культуры двуязычного англо-китайского журнала «Focus on Dalian» и представитель русско-китайского журнала «Россия и Китай» в Даляне. В свободное время рисует, пишет авторские песни, переводит стихи и песни с разных языков. Стихи и переводы на сайте «Стихи.ру»: http://www.stihi.ru/avtor/umira2/

Пишет стихи и Екатерина Цабенко из Шэньяна, однако связаться с ней мне не удалось.

В Харбине живёт музыкант, автор и исполнитель бардовской песни Алексей Шихалеев (род. в 1962 г. в Благовещенске). Запись беседы с ним о жизни в современном Китае я прочитал с большим интересом.[43] Тексты песен, иронические стихи и стихи для детей Алексея Шихалеева можно прочитать здесь. К числу поэтов, имеющих прямое отношение к Китаю, можно отнести и Илью Лагутенко, создателя и лидера группы «Мумий Тролль». Певец, музыкант, поэт, композитор, актёр, художник и писатель, Лагутенко окончил одну из школ Владивостока с углублённым изучением китайского языка, затем Дальневосточный государственный университет (восточный факультет по специальности «Страноведение»), где защитил диплом на тему «Развитие приграничной экономики между Россией и Китаем». Довольно долго в Шанхае жил писатель Вадим Чекунов, известный своими романами «Кирза» и «Шанхай. Любовь подонка». Здесь же проживает автор двух книг о Китае Владимир Марченко, известный также по псевдониму Aqua Mar. Марченко пишет и стихи, некоторые из которых становятся песнями в его собственном исполнении.

3.4. Хроника поэтической жизни русского Китая последних лет.

В ноябре 2010 г. Русский клуб в Шанхае провел творческий вечер русского поэта и публициста Юрия Кублановского. В ноябре 2013 г. в Пекине прошло вручение первой в новейшей истории премии за лучший перевод современной русской литературы на китайский язык. Лауреатом премии «Россия – Новый век» стал Гао Ман. Он был удостоен награды за перевод поэмы А. Ахматовой «Реквием»[44]. В мае 2014 г. в Шанхае прошли мероприятия в рамках Конкурса самодеятельной и бардовской песни им. А.Н. Вертинского. Их организовал и провел Русский клуб в Шанхае при поддержке Правительства Москвы. Конкурс ставил перед собой задачу пропаганды наследия великого русского шансонье А.Н. Вертинского, жившего в Шанхае в последние годы эмиграции перед своим возвращением в 1943 г. на Родину, и был приурочен к 125-летию со дня его рождения. Победителем стал упоминавшийся чуть выше Владимир Марченко. 15 ноября 2015 г. в Пекине поэту Евгению Евтушенко вручили престижную китайскую поэтическую премию «Чжункунь». Он стал первым лауреатом этой награды из России. 82-летний поэт лично прилетел в Пекин на вручение премии. С 27 по 30 ноября 2015 г. в Шанхае проходил первый международный Форум молодых писателей Китая и России, посвящённый Году дружбы китайской и российской молодёжи, и Году русской литературы. В рамках Форума прошёл поэтический вечер, собравший славистов, переводчиков и любителей поэзии. Каждое стихотворение читалось на русском и китайском языках, при этом все тексты проецировались на стену[45].

Вместо послесловия

Признаюсь, мне не по душе умозаключения некоторых моих собеседников и советников о том, что ситуация с русскоязычной поэзией Китая удручающая. Удручает всегда то, что угасает, умирает, исчезает. Русская же поэзия в этой стране лишь только-только начинает заново пускать корни, вырванные перипетиями бурного XX века. Она ещё не набрала «критической массы» для того, чтобы забурлить, как бурлила некогда в Харбине. Есть немало способов поддержать имеющиеся сегодня робкие поэтические ростки. Чем-то могут помочь русскоязычные поэтические диаспоры других стран, чем-то – толстые литературные журналы, чем-то – российские власти. Возможно, окажется полезной и «Эмигрантская лира». Но последнее слово остаётся за самими русскими поэтами и переводчиками, живущими в Китае.

Белый заяц толчёт в ступе снадобье бессмертия.

Пришла весна.

На Банде, у таможни, старый памятник английскому баронету щурится от солнца и тоскливо думает:

— Прыгнуть бы вот так – как есть, во всех регалиях с пьедестала в Вампу.

И то подумать: человек трудился всю жизнь для того чтобы после смерти стоять здесь каким-то каменным «вочманом»!

Для удобства воробьев и ворон.

Стой и все!

Маленький щупленький старичок, нафабренный и расчесанный в аккуратном служебном сюртучке. Он так не подходит для героических поз монументов.

Но люди таковы. Они не любят героев. Даже после смерти. И только в силу необходимости иногда ставят им памятники.

Для этой цели они выбирают самых безобидных из своей среды.

Так-то, господин баронет!

Я, конечно, не знаю ваших заслуг. Но едва ли кто-нибудь их помнит.

Я начинаю думать вслух.

Вот если бы процедить эту грязную реку через большое сито…

Чтобы вода стала голубой…. Да вместо чахлых ворон пустить белых птиц чаек, например. Да убрать грязные джонки, на которых стирают в чернильной воде загнившее белье.

Да посжигать в крематориях всех этих уродов, калек, прокаженных.

Да нагнать сюда белых пароходов и яхт и маленьких катеров – бойких и пронзительных, начищенных как медные самовары! –

— Так это была бы Нева, а не Вампу, — говорит кто-то рядом со мной.

Я оглядываюсь. Никого нет. Может быть это сказал старый пароход?

Он только что прибыл из Владивостока, и проходит курс лечения в местных доках. У него застарелый ревматизм со времен полярных экспедиций. Он скрипит и брюзжит и не верит здешним врачам и санаториям.

Но внуки привезли его сюда. И он терпеливо позволяет себя выслушивать, выстукивать и лечить.

Внукам он отказать не может. А внуки веселые, светлоглазые.  Им все ясно. Никаких сомнений разъедающих души у них нет. Они твердо знают что делать. Лица их словно с самого дна моей души, с приснившегося золотого детства, как братья, как забытые сверстники игр, как самые близкие… Они вдруг острой болью обжигают сердце…

Ну да, конечно, ведь они же русские! Люди с моей родины. И только сейчас, в этот миг, я остро и ясно понимаю… что я русский!

Милые вы мои!..

Только не надо петь. Не надо! Мое сердце уже не выдерживает русской песни.

Это выше моих сил.

Я бегу…

Вечереет. Сонные шаланды тихо скользят по реке. Огромные Моллеровские «старухи», какие-то «Агриппины» и «Розалии», крепкие, суровые и властные как старые бретонские торговки, — не спеша набивают себе животы китайским «чау» из тюков хлопка и ящиков. А маленькие «моллерята» — катера, шныряют тут же, где-то около их подолов, и заливаются звонкими голосами и пронзительно визжат…

Ветер, теплый, сладковатый, затхлый китайский ветер, который всегда пахнет смертью, — обдает меня резким порывом.

Скупо и бедно поставлена китайская весна!

На этот спектакль у природы не хватило средств.

Я вспоминаю наши русские вёсны с тонкими, как церковные свечи березками, с талым снегом, с первоцветами, «Иван да Марьей», с пасхальными звонами. Нестеровскую «священную весну»…

И в голову мне приходит чье-то забытое стихотворение:

— Ты сказала: «И в нашей унылой стране

Будет снова весна». Может быть! Может быть!

Но я знаю, я твёрдо уверен, что мне

Уж до этой весны не дожить.

Фрагмент обложки современного издания романа П.Северного «Косая мадонна»

Во второй половине 1930-х годов П. Северный продолжил систематическую литературную учебу и совместные литературные занятия в различных шанхайских объединениях, прежде всего  в «Понедельнике», чему есть свидетельства в русской периодике второй половины 1930-х годов. Что же касается рубежного для него 1935 года, то год этот, надо полагать, стал годом «литературного прорыва» П. Северного. Так, в 1935 г. вновь возглавил содружество «Понедельник» известный художник М.А.Кичигин, чью дружескую поддержку П.Северный ощущал всегда. На собрании 14 октября была избрана новая ревизионная комиссия Содружества, председателем которой был избран П.Северный. ((Перед открытием сезона «Понедельников» //Вечерняя Заря, 11 октября 1935 г. – С.4.)) Вообще, с избранием Кичигина председателем Понедельника, заметно изменилась атмосфера содружества, она стала более демократичной, здесь собирались со-дружники, со-творцы, а не участники литературных аутодафе. Изменению атмосферы собраний способствовало и место их проведения – зачастую это была просторная художественная мастерская Кичигина. Литстудия стала творческим подиумом, первым «прокатом» произведений в читательской аудитории для многих литераторов, и даже уже вполне сложившихся журналистов и писателей, таких как Л.Арнольдов (главный редактор «Шанхайской Зари»). Так, Содружество посвятило разбору книги Л. Арнольдова «Жизнь и Революция» свое заседание. В числе активных выступающих – П.Северный. ((У понедельниковцев //Шанхайская Заря, 4 ноября 1935. – С. 4.))  С разбором и оценкой книги выступали: Н.К. Соколовский, В.С. Валь, П.А. Северный, А. Пантелеев, А.А. Ненцинский и В. Кадыш. На собрании присутствовал и автор, отвечавший на заданные ему вопросы. Судя по словам ораторов, книга возбудила к себе живой интерес. ((В «Понедельнике» //Шанхайская Заря, 5 ноября 1935 г. – С.4.))В ноябре 1935 г. П.Северный-Ольбрих был переизбран и в Ревизионную комиссию содружества ХЛАМ. В состав ядра ХЛАМа оказались избранными А.Ненцинский, М.Спургот, Э.Элиров, А.Петров-Полишинель, В.Дроздов, А.Сафронов, А.Слободской, Т.Птицына, В.Чиликин, А.Ганина, Ю.Ротт, В.Томский, А.Бершадский, Г.Кудинов, М.Кичигин, С.Шахматов и В.Лоренц, то есть почти все те, кто были активистами ХЛАМа в прошлые годы (только за осень-весну 1934-1935 гг. было проведено 26 еженедельных рядовых вечеров, не считая балов и бенефисов хламистов), за исключением М.Щербакова. ((Выборы нового Ядра ХЛАМа // Шанхайская Заря, 12 ноября 1935 г. – С.6.))

По нашим предположениям, 1936 год прошел в разъездах писателя, в том числе – в поездке в Европу, где он работал в архиве. Вероятно, именно на 1936 год легла самая большая нагрузка на писателя Северного, поскольку в 1937-1938 и в последующие годы происходит самый настоящий творческий «всплеск» — издается целая серия романов и повестей, эссе и рассказов. Каждая книга или сборник рассказов обязательно имели яркую, броскую, привлекательную обложку (из-за экономии, иллюстраций в книгах тогда почти никогда не делали), написанную известными шанхайскими художниками.

Шанхай. Памятник А.С.Пушкину. 1937 год

Пушкинские торжества.

В феврале 1937 года в Китае торжественно отмечалась печальная годовщина –  100-летие со дня смерти А.С.Пушкина. Содружество русских работников искусства «Понедельник» устроило в Шанхае торжественное открытое собрание содружества, посвященное памяти великого гения России. Заседание состоялось в понедельник 8 февраля в 8.20 ч. вечера в помещении Русского Общественного Собрания. В программе: Вступительное слово – Н.К. Соколовский; «Пушкин идет» В.С. Валь; Стихи памяти Пушкина – А. Паркау, М. Спургот, Н. Языков; Кружева жизни Пушкина – П. Северный; Друзья поэта – Н. Языков. ((Пушкинский «Понедельник» //Слово, 6 февраля 1937 г. – С.5.))

Тогда же крупнейшие русскоязычные  газеты Шанхая и Харбина посвятили свои юбилейные выпуски Пушкину. Так, в газете «Слово» был опубликован рассказ П. Северного «Кружева жизни Пушкина». ((Юбилейный выпуск «Слова», посвященный Пушкину //Слово, 7 февраля 1937 г. — С.9.)) В феврале же 100-я и 102-я среды ХЛАМа были посвящены Пушкину. Эти вечера были особенно интересными «как по своей оригинально составленной программе, так и участвующих в ней артистических сил». ((Праздник богемы (о 100-й среде Хлама) //Слово, 10 февраля 1937 г. – С.4; 102-я среда ХЛАМА //Слово, 24 февраля 1937 г. – С.4.))

В те же дни в Шанхае был открыт знаменитый сегодня памятник А.С. Пушкину, в церемонии открытия активное участие принял и Павел Северный как член оргкомитета по сооружению пушкинского памятника. ((Церемониал открытия памятника А.С. Пушкину //Слово, 10 февраля 1937 г. – С.5; Пушкинское торжество. Открытие памятника А.С. Пушкину //Слово, 11 февраля 1937 г. – С. 4,5; Сегодня открытие памятника А.С. Пушкину //Слово, 11 февраля 1937 г. – С. 4,5.))

Все литературно-худо­жественные объединения провели в те дни свои заседания, посвященные Пушкину. Первую скрипку в них играл писатель Северный-Ольбрих. Это было торжество его писательской концепции, его литературного чутья, таланта, прозрения. Это было первое серьезное литературное и общественное признание, ибо благодаря его произведениям был вновь поднят вопрос о клевете или правдивости обвинений Н.Н.Пушкиной в смерти поэта. ((Пушкинский «Понедельник» //Слово, 10 февраля 1937. – С.6; Пушкинский день в Шанхае //Слово, 13 февраля 1937. – С.6; Клевета на жену Пушкина. Обоснована ли легенда о романе императора Николая I с женой Пушкина? // Слово № 2839. Среда, 17 февраля 1937 г. – С.6.))

17 февраля 1937 г. была проведена «Среда Павла Северного» в ХЛАМе. Впервые за много лет именно он стал именинником и героем хламистской среды, что также подтверждало признание его заслуг и талантов в богемистской среде. ((Среда Павла Северного. //Слово, 17 февраля 1937 г. – С.5.)) В разнообразную программу «Среды» были включены инсценировки, написанные для своих богемических именин самим П. Северным. В лирическом и трогательном этюде «Няня Пушкина» роль няни великого поэта исполнила популярнейшая шанхайская артистка Вера Панова «в подлинном и исторически верном гриме. В бытовом и комическом скетче «Вечерком за чайком» в характерных ролях выступили артисты Малинина и Туренин». ((Вечер Павла Северного //Слово, 16 февраля 1937. – С.5.))

В этот же пушкинский год в шанхайском издательстве «Слово» переиздается повесть о Пушкине П.Северного – «Косая Мадонна». Повесть была значительно переработана и стала более объемна. В повести появился новый материал — излагается дальнейшая жизнь вдовы поэта в Калужской области на полотняном заводе, где она воспитывала детей. Обложку книги пишет друг писателя, художник Макарий Домрачёв.  На титуле стоит авторское посвящение: «Тамаре Купер посвящаю».

В шанхайском издательстве «Слово» в 1937 г. друг за другом издаются повести и романы П. Северного: повесть «Тургеневская сказка» (90 с.). Обложка принадлежит работе худ. М.Ф.Домрачёва. Библиотечный экземпляр шанхайского фонда содержит посвящение Борису Васильевичу Остроумову. ((Б. Остроумов ранее – главный инженер КВЖД в Маньчжурии.))

В этом же издательстве печатается роман «Женщины у полярных звезд» (170 с.). Обложка работы художника Александра Ярона. На титуле – посвящение «Вере Лукинишне Машинской посвящаю», а также имеется печать «Библиотека Русского Полка Ш.В.К.».

В этом же году издается повесть «Фарфоровый китаец качает головой…» (187 с.). Обложка работы худ. И. Носкова. На титуле шанхайского экземпляра подпись — «Домрачёву Макарию Фёдоровичу, посвящаю».

В конце 1937 — начале 1938 гг. пишется и в 1938 году издается объемный роман «Лэди» (229 с.), роман о женщине и ее пути к счастью. На страницах романа писатель замечает: «Счастье китайской женщины — яркая звездочка в темную ночь, потухающая на рассвете…».

Из беседы с сыном писателя А.П. Северным:

— Говорил ли когда-нибудь ваш отец о своей первой любви? Неужели вы никогда не задавали ему такого вопроса? Обычно все дети это когда-нибудь да делают.

— На этот счёт я вам скажу так: согласно тогдашнему воспитанию, детей не посвящали в эти вопросы….

Первая жена Марина

Как иногда интересно складывается наша жизнь, делая неожиданные повороты и виражи. Работая над биографией Павла Северного, я буквально замучила Арсения Павловича расспросами о личной жизни его отца, нередко доводя своего визави до белого каления. И вот, несмотря на такую, мягко говоря, неровную переписку, обнаружилось, что у Павла Северного все же была первая жена. Вспомнила об этом его невестка, Александра Васильевна, которая сказала: «А я помню, как П.А. рассказывал про свою первую жену. Звали её Марина, она была журналисткой, потом уехала в Турцию, а он не захотел ехать за ней». Александра Васильевна слышала об этой истории в гостях, Арсений не присутствовал при этом. Поскольку дело касалось прошлого, А.В. не придала значения той истории, считая, что муж об этом обязательно знает.

А вот что написал сам Арсений Павлович: «…Сегодня случайно обнаружил в сборнике рассказов «Только моё, а может быть и ваше» в рассказе «Осколки битого хрусталя» такое посвящение: «Посвящаю моей жене Марине» с эпиграфом «В память поблекших астр в хрустальной вазе, около круглого льдистого зеркала». Но сама Марина меня мало волнует, меня больше интересует творчество отца».

Эмма Трахтенберг

Имя этой рано ушедшей поэтессы не упоминается ни в одной из антологий России, и сейчас, наверное, известно разве что любителям поэзии старшего поколения. О ней писали: «Она любила все окружающее, любила людей, стихи, книги, все прекрасное, горячо любила жизнь…. И так тосковала о нашем Харбине, где провела несколько лет подростком, о шумном Шанхае, – заменившим ей Родину» (Н. Резникова).

Как и о поэзии, об ее жизни нам известно даже меньше. Она рано заболела туберкулезом — бичом молодежи русской эмиграции. Сначала была надежда поправиться, но болезнь прогрессировала, и ей помогли перебраться на лечение во Францию, в Авиньон. «Как скучала она о русском укладе жизни там, в далеких Пиренеях, как мечтала вернуться сюда, на Дальний Восток…», — писала Н. Резникова. Ее грустные лирические стихи печатались на страницах харбинского «Рубежа» конца 1920х — начала 1930х гг. Присылала она стихи в Харбин из Шанхая, Тяньцзина, Авиньона, – где лечилась от туберкулеза, и последнего своего пристанища – Парижа.

На шанхайских «Понедельниках» изредка стихи Эммы Трахтенберг читались молодыми поэтами. Так, на заседании Содружества 1 января 1930 г. «с успехом П. Северный прочел одно из последних стихотворений Эммы Трахтенберг, полное характерной для молодой поэтессы интимности и углубленности». А через две недели в заметке о заседании Понедельниковцев находим: «Собрание приветствовало П.Северного по случаю 10-летия, исполнившегося со времени выпуска 5-й книги его произведений, и выразило свое сожаление по поводу отъезда его из Шанхая из-за болезни Эммы Трахтенберг».

Судя по биографии П.Северного, не тогда ли он вместе с Эммой попал во Францию, в Париж? Не ее ли сопровождал с Дальнего Востока к западным эскулапам? И не тогда ли встретил в Париже другую свою музу — молодую красивую русскую женщину, мгновенно влюбившись в нее? Все это, увы, лишь наши догадки.

Известно только, что уже весной 1934 г. в заметке о заседании Содружества говорилось: «…Особый интерес собрания привлекло сообщение о полученном из Франции привете «Понедельнику» (проживающей там в настоящее время молодой поэтессы Эммы Трахтенберг), переданном содружеству М.Ц.Спурготом. После слова председателя содружества поэтом Мих.Спурготом была дана краткая характеристика творчества молодой поэтессы и прочитаны только что полученные им ее последние стихи».

               Эмма Трахтенберг. «У реки»

Восемь с четвертью километров

В три часа до реки дойти…

Грубоватые пальцы ветра

Разлохматили кудри мои!

И закинули в ворот платья

Золотистую пыль песка

О печальном не буду знать я

Стану песни и сны искать!

Здесь у края воды чудесно!

Заблудились в небе глаза…

И поет счастливую песню

Длиннокрылая стрекоза!

Пробегают волны без шума,

Вижу раков на гладком дне…

Неужели нельзя не думать

О разбитой нашей мечте?!

Но какая жестокая память

С детства самого мне дана!

И теперь… теперь… между нами

Все прочнее растет стена!..

Солнце спину и шею жжет!..

Друг мой, друг, посмотри, послушай,

Стрекоза прожужжала уши,

Как подруга твоя живет!…

Да, она мечтала вернуться на Дальний Восток. Но мечтам не суждено было сбыться. Болезнь внезапно обострилась, и весной 1937 года ее не стало.

Тамара Купер-Северная

По мнению Арсения Северного, «в 1934-35 годах папа с мамой были уже вместе». Но я не очень уверена в этом факте. Познакомились они, вероятно, в это время. Но нравы тогда были достаточно строгими, хотя дело и было в эмиграции.

Судите сами. Как уже упоминалось, в Париже весной 1937 г. скончалась Эмма Трахтенберг. Книга «Косая Мадонна» выходит второй редакцией в том же 1937 г. и снабжена надписью «Тамаре Купер посвящаю». Значит, еще накануне (книги готовились к печати примерно три месяца) они еще не были женаты, а вот книга «Лики неповторимой России» (1939 г.) уже снабжена надписью «Посвящаю жене Тамаре». Арсений родился в 1939 году. Значит, его родители оформили отношения где-то в промежутке между 1936-1938 гг., не раньше.

Итак, ОНА стала его женой. И если раньше своих женщин барон фон Ольбрих — красавец, актер и писатель — обычно вел за собой, эта женщина увела его, захватила всего целиком. Она принадлежала к особому типу женщин, созданных для апокалиптических событий. Это была Богиня. С такой женщиной ничего не страшно. Именно она стала его самой настоящей музой. И не только! Она стала человеком, который организовал жизненное пространство и творческий процесс писателя Северного, то есть подвижническим путем превратила жизнь семьи в служение талантам мужа и отца.

О внешности Тамары Купер можно сказать так: красивая импозантная особа, с чуть азиатскими чертами лица (в роду были русские, китайцы, и американцы). Всегда очень модно одевалась. Жила в Берлине и Париже. Имела по тем временам весьма экстравагантную профессию: косметолог. Родилась в богатой купеческой семье, во время революции семья уехала в Японию, обосновалась в Йокогаме. Позднее, как часто бывало, дети разлетелись по всему свету. Будущая супруга писателя училась на косметолога в Берлине у известного в то время профессора Крамайера, стажировалась в Париже. Там, очевидно, и повстречалась с интересным загадочным русским, пленившим ее воображение. Несомненно, кроме эффектной внешности, она обладала чрезвычайно сильным характером. Арсений Северный утверждает: «если бы не мама, отец никогда не смог бы творить… Он был «богемистом» в лучшем и худшем смысле этого слова: вечно витал в облаках. Мама была человеком земным, знала почем фунт лиха, зарабатывала деньги и «продвигала» произведения отца. Конечно, они очень любили друг друга…».

Арсений Северный вспоминает, что «мама очень хорошо играла на рояле, хорошо пела. Папа на гитаре не играл. Любимым его романсом был «Гори, гори, моя звезда». Оба страшно курили, потом вместе бросили (правда, папа бросал дважды). Оба любили шампанское. Маминых друзей я не знаю…». Как уже упоминалось, одной из подруг (однокашниц) Тамары Северной была супруга французского консула в Шанхае. И еще о Тамаре Северной-Ольбрих известно, что она однажды, по воспоминаниям сына, была вызвана в дом к супруге Чан Кайши мадам Сун «делать ей лицо» для какого-то приема…

Словом, Тамара Северная заняла свою нишу в деловой среде тогдашнего Шанхая, обеспечивая «тылы» писателю и мужу, которого она полностью освободила от земных забот. Счастлив ли такой мужчина? Наверное. Ведь это его сбывшаяся сказка: красавица, умница, работящая, любящая, поющая, рожающая сына…. Отныне он принадлежал только этой женщине. Словом, вытянул наш романтический герой после стольких лет безвременья самый настоящий счастливый творческий билет!

Продолжение следует…

Часть 2.

Как ни развита торговля в Китае, какие успехи не делает индустриализация, земледелие все-таки является основой народного хозяйства.

Правда, даже при отмечаемом нами развитии сельского хозяйства, Китай не в состоянии пропитаться тем, что собирает со своих полей: ввоз продуктов питания составляет весьма крупную статью дохода в поступления морских таможен, что с точностью было констатировано специальным обследованием, произведенным за последние годы. Хотя те же обследования, достаточно неожиданно для китайских экономистов, обнаружили факт значительных цифр вывоза из Китая сельскохозяйственных продуктов, тогда как прежде господствовало убеждение, что Китай поглощает далеко не все, что производит. Но так сложилась конъюнктура современного мирового хозяйства, что такие страны, как Китай, Россия, Япония и другие, вынужденные ввозить, за недостатком своих, продукты питания из-за границы, сами, в свою очередь, продолжают неуклонно выкачивать из себя те самые продукты, в которых столь нуждаются.

Д-р Флоке определял в “Das Chinesische Finanz und Steuerwesen” общую площадь земель собственного Китая, обрабатываемых населением, приблизительно в семь миллионов “цинов”, что составляет около 44 миллионов гектаров. Эта площадь представляет, в сущности, небольшую часть территории Китая, всего около 16% и население, которое занято сельским хозяйством, по данным Н.И. Кохановского, несколько, впрочем, устарелым, равняется, в среднем, 200 миллионам человек.

При указанной весьма, в сущности, ограниченной площади земель, культивируемых крестьянством, только безграничное трудолюбие и предельная нетребовательность населения дают возможность вырабатывать продукты сельскохозяйственного труда, которых, так или иначе, хватает не только для самих производителей, для городского населения и даже на вывоз. Объясняется указанное обстоятельство еще и тем, что почва Китая исключительно плодородна, климат весьма благоприятный для агрикультуры, и система искусственного орошения, как не примитивна она сама по себе, доведена до высокой степени если не совершенства, то распространения.

Без искусственного орошения, а также сложной системы искусственного удобрения, в южном Китае вообще было — бы немыслимо земледелие, так как выпадение дождей не обеспечивает необходимого количества влаги для нормального развития важнейших культур.

Системе искусственного орошения, а также сложной системе искусственного удобрения Китай учился на протяжении четырех с половиной тысяч лет своей земледельческой истории. Эта история, от начала и до конца, самобытна, и отличается от опыта всех остальных народов.

В античную эпоху земля представлялась китайцам не только средством пропитания, но и способом перехода от бродяжничества к оседлому образу жизни. Китайцы не смотрели на землю, подобно русскому крестьянству, что она ничья или божья. Наоборот, земля всегда контролировалась государственной властью. Сперва земля рассматривалась как собственность государства, потом борьба стремлений и интересов выдвинула институт частной собственности, но никогда в Китае не существовало общинного землевладения, столь характерного для истории земельных отношений в России. За двадцать пять веков до Р.Х. земли в Китае или эксплуатировались удельными князьями, в порядке пользования оброчными доходами, или поступали в частную собственность, причем землей могли владеть лишь мужчины, в возрасте от 20 до 60 лет. Нормой надела для землепашца определялось сто му. Когда владелец земли достигал предельного возраста в 60 лет, земля могла перейти сыну или ближайшему родственнику, с обязательством давать пропитание старику. В 350 г. до Р.Х. в уделе Цинь был сделан решительный шаг к признанию права частной собственности на землю. Правительство предоставило каждому занимать в собственность земли по своему усмотрению и в произвольном количестве, и обводить их межами, а также продавать земли.

Как указывает наш известный ориенталист И. Захаров в своем труде «Поземельная собственность в Китае» («Труды членов российской духовной миссии в Пекине». Петербург, 1853 г., стр. 42-3): попытки всех последующих династий уравнять впоследствии поземельную собственность и перевести земли из частных рук в казну не увенчались успехом и доказали невозможность когда-либо достигнуть этого намерения. «Продажа, заклад и сосредоточение множества земель в руках одного владельца существовали у китайцев во все времена, невзирая ни на какие строгие запрещения и наказания».

Проф. Кохановский правильно отметил, что при отсутствии в течение почти всей истории Китая глубоких внешних культурных влияний, которые имеют место при более тесном общении и войнах с цивилизованными государствами, порядок землевладения и землепользования в Китае до самого последнего времени, представляется скорее продуктом естественных и социальных условий своеобразной истории Китая.

Служащие для земледелия и застроенные земли в деревнях находятся, чаще всего, как мы уже имели случай указать выше, в частной родовой собственности, под необременительным и почти всегда и при всех режимах только формальным контролем правительства. Если не считать последнего коммунистического режима, в областях, захваченных красной армией. Помимо областей, тяготеющих к крупным торговым и промышленным центрам, землевладение в Китае отличалось и до сих пор отличается отсутствием капиталистического предпринимательства, с чем, впрочем, в корне не согласны советские экономисты, изучающие Китай. Советские экономисты держатся взгляда, что отмеченная нами выше необходимость искусственного орошения, предполагаемая неизбежность создания оросительных систем, тем самым предопределяет (при условии частной собственности на источники водоснабжения) наличие водной ренты. Присоединенные к земле и как бы неотделимые от нее сооружения ирригационного порядка, как то: канавы, резервуары, отводные рукава каналов и т.д. хотя и принадлежат к категории основного капитала, но процент с этого капитала попадает, по утверждениям советских экономистов в карман «помещика», как не дико звучит этот термин в применении к китайскому землевладельцу.

Конечно, не приходится игнорировать факт, что земельные отношения в Китае усложняются водными правоотношениями. Оросительные системы и источники воды в одних местах представляют государственную собственность, в других собственность сельских общин, а также пребывают и в частных руках. Существуют даже товарищества на паях для проведения ирригационных работ, иногда организаторами водоснабжения выступают акционерные компании из крупных городских центров. Оросительные системы строят провинциальные правительства, международные комитеты по борьбе с голодом и засухами, в прежнее время на этом амплуа выступали зажиточные монастыри и до сих пор еще иностранные духовные миссии интересуются этим насущным вопросом. Все это верно, но экономические и правовые отношения в Китае так сложны и деликатны, что подходить к истолкованию их с односторонним марксистским или московско-коммунистическим шаблоном не приходится.

Надо помнить, что вложение капиталов в землевладение всегда было, а, сейчас, в силу крайней неопределенности и изменчивости политической конъюнктуры, в еще большей степени является, с коммерческой точки зрения, маловыгодным.

Кроме того, как мы покажем в разделе, посвященном вопросу о земельной ренте, отношение центральной власти не только теперь, при режиме партии Гоминдан или в эпоху дуцзюната и гражданской войны, но и при императорах, к крестьянству всегда было исключительно терпимым и широко демократическим. Не только нынешний республиканский, но и богдыханский строй не предоставлял никаких преимуществ крупному землевладению и все заявления на этот счет со стороны выучеников московской экономической науки представляются, при ближайшем ознакомлении, демагогией. В целях политической агитации можно оперировать понятиями «китайский помещик» и «джентри», но, при объективном, тем более строго научном подходе, от этих предвзятых умопостроений мало что остается, так как всякому хоть сколько-нибудь знакомому с китайской деревней, ее бытом и финансами, отлично известно, что земледелие в Китае настолько дробно и все, сверху донизу, основано на человеческом труде, почти всегда при этом труде того, кто и является арендатором надела, что эксплуатация крестьянина, арендующего земельный участок землевладельцем имеет свои достаточно тесные и при этом специфические границы.

При чтении трудов советских экономистов известная пристрастность и нарочитость их утверждений сразу всплывают наружу, в особенности, если мы будем помнить, что китайское земледелие низведено на уровень пропитания многочисленного населения, при ограниченности и разобщенности более крупного землевладения. За исключением немногих местностей, в Китае, как отмечал еще Н.И. Кохановский, в 1909 г. в книге «Землевладение и земледелие в Китае», значительно преобладает мелкое землевладение. Земля в Китае стоит очень дорого и семья, владеющая больше, чем тремя десятинами земли, может посчитать себя вполне обеспеченной.

Принятая в Китае система обязательного раздела земли между нисходящими потомками пола и пребывание почти всей массы 450.000.000 населения на земле, поддерживают дробность землевладения. Этим обстоятельством объясняется и тот, на первый взгляд, загадочный факт, что когда, после восстания тайпинов, истребляющих беспощадно целые округа, на опустошенные места пришли новые владельцы, из соседних местностей, не захваченных восстанием, они по традиции забирали мелкие наделы, довольствуясь малым, потому что так от века было заповедано, с молоком матери было всосано понятие права лишь на маленький клочок земли, на котором только — бы прокормиться. А возможности в указанный момент для захвата были легкими, целые округа лежали в развалинах.

Это — же специфическое обстоятельство дает основание думать и не только нам, но и философу и ученому д-ру Ху — Си, который сейчас очень занят вопросом земельного переустройства крестьян в тех районах, которые освобождаются и, как он верит, будут освобождаться от владычества красной армии, что переустройство земельных отношений удастся провести в Китае без тех роковых социальных потрясений и той крови, которые земельная реформа вызвала после февральской революции 1917 г. в России.

Интенсивность земледельческой культуры Китая предопределяет 2 фактора – высокую доходность и также дороговизну земли в Китае, при всеобщей на все остальное дешевизне.

Теперь нам остается изложить возможно нагляднее феномен, который интересует не одних только ученых агрономов, но и широкую публику, — чем объяснить, что почва Китая, при низкой, на европейский взгляд, культурности деревенского населения, остается плодородной, а в некоторых местах исключительно плодородной, несмотря на тысячелетия, протекшие с тех пор, как эта почва возделывается.

Продолжение следует…

Об этом более подробно написано в одной из предыдущих глав («От понедельника до «Понедельника»).

Итак, Михаил Щербаков был низвергнут со своего пьедестала и руководить Содружеством стали менее сведущие в литературе художники и архитекторы, деятели шанхайской культуры,

более демократичные по настрою и творческим занятиям личности. ((Вот как комментировал критику докладов на литературных диспутах шанхайских журналист Лев Арнольдов: «Самое прискорбное в наших прениях то, что они удивительно напоминают другие наши шанхайские прения, в других шанхайских разного рода кружках и объединениях, не конструктивные, а деструктивные. О докладчике больше, чем о докладе, если о докладе, — то с обнаружением незнакомства на счет темы доклада, море слов, а смысла реченька. В чем и себя, между прочим, считаю иногда повинным… Нам как-то фатально начинает не хватать доброжелательства – поработает человек для нас, потрудится, подготовит доклад, прочтет его, а мы давай ругать! И то плохо, и это неудачно. И доклад не доклад, а очерк, и надо было то-то упомянуть, то-то и то-то особо подчеркнуть… Вообще российское всеобщее недовольство и наш максимализм. У взрослых на некоторых наших шанхайских общих собраниях бывает атмосфера куда более накаленной. Тут подчас докладчика не только критикуют, но бьют словесными батогами. Объясняется это нашим убеждением, что для дела надо ругать, а не хвалить. А также отчасти и нашей самоуверенностью. Нам все подай совершенное. Каждый из нас считает себя непременно равновеликим любому докладчику по знаниям. Каждый из нас спешит высказаться и обязательно не похвалить, а раскритиковать, если не выбранить «как следует», так чтобы помнил. И получается так подчас, особенно среди взрослых (к Чураевке это не относится), что потрудившийся для со-членского общего собрания докладчик, во-первых, слышит, что доклад его «не на тему» и «не по существу»; во-вторых, слышит, что не надо де было «затрагивать» ту тему, которую он затронул, а если затрагивать ее, то «надлежащим образом разработать», что доклад хорош «идеологически», полон мыслей, но страдает отсутствием фактов, или, наоборот, полон фактов, но страдает отсутствием мыслей; в-третьих, вообще высказываются в прениях сомнения, стоило ли докладчику браться за тему и надо ли ему вообще делать доклады… Докладчика от всего этого потока критики и замечаний бросает то в жар, то в холод. Чувствует он себя уже не докладчиком, а подсудимым». Источник: На докладе о Пастернаке. Л.Арнольдов //Шанхайская Заря, 15 октября 1933 г. – С.12.)) В начале 1930-х годов в Шанхае организовалось еще два известных литературно-художественных объединения, заседания которых нередко посещал П.Северный. Это – «Шанхайская Чураевка» (1933 г.) и «Восток» (1934 г.).

«Чураевка» сначала организовалась в Харбине в середине 1920-х годов. Это был момент национального самоопределения. Жизнь без России, без родного народа стала немыслима, туда направлялись все помыслы молодых работников. «Нужно жить и работать для России», — начертано было на знаменах «Чураевки» в Харбине. Молодая организация добилась достаточной известности и популярности среди культурных слоев города, став «центром для выявления сил и саморазвития» молодого пореволюционного поколения. На клубные занятия ходила в основном «зеленая по возрасту молодежь и еще более зеленая в смысле литературного стажа». Душой и организатором харбинской «Молодой Чураевки» являлся поэт и композитор Алексей Ачаир. Его ближайшими сотрудниками были молодые поэты Щеголев и Николай Светлов, секретарем был Владимир Слободчиков.

Из альбома В.Д. Жиганова «Русские в Шанхае»

Но вот «Николая Светлова судьба занесла в Шанхай, — писала Ю. Крузенштерн, — и он с группой своих единомышленников организовал отделение Чураевки в Шанхае. Во главе ее стоят лица, хорошо знакомые для тех, кто посещал Чураевку в Харбине: поэт Н. Светлов, председатель инициативной группы, поэт Н. Петерец, руководитель Литературной студии, инж. Л.Д. Густов, председатель Чураевки и др. Нечего и говорить, что шанхайской Чураевке пока далеко до харбинской. В ней всего человек 10-12, которые прилагают все усилия к тому, чтобы сплотить всех местных поэтов и писателей и художников, создать по образцу Харбина нечто вроде клуба. Клуба, где можно было бы интересно и содержательно провести вечер, послушать произведения начинающих авторов, а тем, в свою очередь, выслушать мнения о себе, так как только беспристрастная, честная и дружелюбная критика дает людям возможность совершенствоваться в их работе». ((Merry Devil. Чураевка в Шанхае //Шанхайская Заря, 3 сентября 1933 г. – С.14.))За это время студия сумела объединить многих шанхайских поэтов и беллетристов. На заседаниях шанхайских чураевцев читались и обсуждались не только произведения молодых авторов, но разбирались серьезные общеэмигрантские и мировые литературные процессы, например, обсуждалась уже упоминавшаяся нами статья Юрия Терапиано в «Числах», посвященная вопросу об отделении эмиграции от России. «Вопрос о том, сделалась ли эмиграция «новой славянской народностью», замкнутой в самой себе, или наоборот вполне национальна, — оказался достаточно наболевшим, и прения о нем не только затянулись за полночь, но и не кончились. Продолжение их перенесено на следующую пятницу», — писал журналист. ((В Чураевке //Шанхайская Заря, 22 октября 1933 г. — С.15.))Кроме литературной секции Чураевки, стала функционировать еще одна студия – научная, собрания которой тоже должны были проходить еженедельно (фактически проводились реже). Позднее планировались еще 2 студии — музыкальная и драматическая, но они так и остались в планах. Что касается идеологии, то основы «Чураевки» определил ее председатель: «Нас во многом интересует Восток, мы не чувствуем себя здесь окончательно затерянными, но сердцем своим мы всегда со своей нацией. Мы следим за каждым культурным явлением современной России, мы изучаем и тщательно анализируем произведения подъяремных советских писателей. Мы с большим уважением относимся ко всем проявлениям западноевропейской эмигрантской мысли. Мы будим мысли и создаем движение здесь на Востоке. Мы считаем, что честно исполняем наш долг перед родиной, воспитывая для нее культурных работников, недостаток которых ею уже сейчас резко чувствуется». ((Чураевка в Шанхае //Шанхайская Заря, 30 сентября 1933 г. – С.6. См. также: «Мне пришлось уйти после двух чудесно проведенных часов среди русской молодежи. Пишущей, думающей и говорящей в космополитическом Шанхае, на нашем здесь не всегда и не всеми ценимом великом, замечательном, а главное — родном нашем — русском языке. В Чураевке все говорят чудесно по-русски, без дешевого пересыпания фраз шанхайскими словечками, в Чураевке искренне и трепетно любят русскую литературу и русскую поэзию, в Чураевке работают над языком, над словесным материалом. Среди чураевцев есть уже определенные таланты, о которых, наверное, еще заговорят со временем не только в Шанхае, но может быть, и в России. Эти строчки впечатлений написаны с целью поблагодарить чураевцев и пожелать им плодотворной работы на Пути служения в Шанхае русскому словесному искусству /На докладе о Пастернаке. Л.Арнольдов //Шанхайская Заря, 15 октября 1933 г. – С.12.))Сходные творческие ориентиры для себя определила и новая организация «Восток», в инициативную группу которой вошли все те, кто не успел реализоваться ни в «Понедельнике» (туда принимались лишь опытные литераторы), ни в «Чураевке» (куда стекались в основном известные молодые поэты).Несмотря на большую загруженность общественными поручениями и работой, П.Северный сумел стать активным участником и объединения «Восток». Официальным печатным органом объединения «Шатер» стал литературно-художественный сборник «Врата», 2 номера которого вышли в Шанхае. Первый сборник вышел в 1934 г., в рецензии о котором писалось: «Содержание этой книги разнообразно, интересно и указывает на стремление составителей сборника быть строгими к самим себе. …Появление на свет книги “Врата” является событием не только в художественной жизни Дальнего Востока, но и всей русской зарубежной литературы. Нужно было много любви к делу, усилий и труда, чтобы провести в жизнь издание такого сборника в трудных условиях нашего занятого эмигрантского существования, а тем более при теперешнем экономическом кризисе. Нужно надеяться, что русская читающая публика поддержит своим вниманием культурную и вдумчивую работу руководителей объединения “Восток”.

Сборник заканчивался краткой информацией о работе, сделанной объединением “Восток” с момента его возникновения, и затем – довольно объемистым библиографическим отделом, вмещающим отзывы о большинстве книг, выпущенных в последнее время на Дальнем Востоке. Рецензент писал: «Можно не соглашаться с мнениями рецензирующих о тех или иных книгах, но самую попытку серьезного критического подхода к местным изданиям нельзя не приветствовать». ((«Врата». 1-я Книга Дальневосточных литературно-художественных сборников объединения «Восток». //Шанхайская Заря, 17 апреля 1934 г. – С.5.))

Заметим, что «бунт» многих молодых понедельниковцев против критики М.Щербакова был спровоцирован уничтожающей критикой последнего по отношению ко многим молодым товарищам, издавшим во «Вратах» свои работы. Известно только, что в апреле 1934 г. М. Щербаков навсегда покинул «Понедельник». Тем не менее, он оставался признанным критиком не только городских литобъединений, но и всего литпространства русского Китая, зарекомендовав себя как самый эрудированный современник — литератор и писатель.

Отметим, что уже осенью 1935 г. «Чураевка» и «Восток» объединились под названием «Шатер», создав новое литературно-музыкально-худо-жествен¬ное и научное объединение. Можно сказать, что нереализовавшиеся планы музыкальной и художественной секций «Чураевки» оформились в объединении «Восток». К тому же «восточная тема» давно уже волновала русскую интеллигенцию Шанхая, и теперь можно было без всяких сомнений отдавать на заседания восточников свои произведения, исследующие Китай и китайцев, религии, связь запад-восток, россияне-китайцы, Восток и Россия, мировая философия и пути развития будущего и т.д. Председателем «Шатра» стал профессор Шанхайской Национальной Консерватории С.С.Аксаков. ((«Чураевка» и «Восток» укрылись под «Шатром» //Шанхайская Заря, 4 ноября 1935. – С. 4.))

Из альбома В.Д.Жиганова «Русские в Шанхае»

Еще одного возникшее 1 ноября 1933 г. в Шанхае творческое объединение — «ХЛАМ», название которого было составлено из 4-х начальных букв богемных категорий — Художников, Литераторов, Артистов и Музыкантов. Объединение ставило своей целью организацию богемных вечеров, участниками и исполнителями которых явятся сами же посетители этих вечеров. Инициативная группа «ХЛАМа» или его «ядро» включало в свой состав известных русскому Шанхаю представителей всех видов искусств: балетмейстера Э.И.Элирова, корреспондента А.В.Петрова (Полишинеля), музыкантов А.Г.Бершадского, А.О.Кирсанова, художника Л.В.Сквирского (эти 5 человек являлись руководителями), а также В.Г.Шушлина, В.В.Панову-Рихтер, режиссера драмы З.А.Прибыткову, П.А.Дьякова, главного редактора «Шанхайской Зари» Л.В.Арнольдова, поэта М.Ц.Спургота, писателей В.С.Валя, П.А.Северного и других.Днем встреч «богемцев» была назначена среда, поэтому нередко вместо ХЛАМа в периодике встречались объявления типа «Очередная «Среда» состоится там-то». Если другие литературно-художественные объединения стремились заниматься серьезной работой и воспитанием новых представителей русской культуры и литературы, то ХЛАМ занимался исключительно организацией досуга, составлением специальных программ, которые готовились силами «богемистов» и включали в себя ряд совершенно оригинальных номеров. Вход на вечера богемы был бесплатным, по рассылаемым извещениям. (( Шанхайская Заря, 30 октября 1933 г. — С.4.)) С самого дня создания Содружество приобрело огромную популярность, привлекая к себе многих людей. Постоянных членов Содружества было 70 с лишним человек, а с 17 февраля 1934 г. ХЛАМ был зарегистрирован в Генеральном консульстве Франции в Шанхае как общественное творческое объединение. Только на протяжении четырех лет с ноября 1933 г. по май 1936 г. хламисты провели 70 мероприятий, а ежегодное среднее число участников зимнего сезона Содружества составило 1500 человек.

П.А.Северный вместе с другими соратниками вошел в Совет Правления ХЛАМа, и вместе с ним упоминавшиеся активисты-руководители: Э.И.Элиров, А.В.Петров, Л.В.Сквирский, М.Ц.Спургот, П.А.Дьяков, З.А.Прибыткова, Б.С.Захаров, В.В.Панова-Рихтер, Л.А.Далевич, А.Я.Рихтер. В разные годы Северный был членом Ревизионной комиссии ХЛАМа, а вместе с упоминавшимся ранее В.Лоренцем – был членом Фонда взаимопомощи; позднее хламистами был создан Комитет искусства (в него вошли шанхайцы — выдающиеся представители различных областей культуры и искусства, такие как музыкант и педагог Б.М.Лазарев, редактор газеты Л.В.Арнольдов, художник М.А.Кичигин, режиссер З.А.Прибыткова).

ХЛАМисты ежегодно избирали лучших представителей своего объединения – «Мисс ХЛАМ» и «Мистера ХЛАМ», так называемых ХЛАМ-папу и ХЛАМ-маму. Лавровых венков удостаивались самые талантливые, самые популярные знаменитости в области культуры и искусства. Ими стали актриса В.В.Панова-Рихтер и писатель и журналист А.В.Петров (1933-1934 гг.); художники Т.П.Хомякова и Л.В.Сквирский (1934-1935 гг.); молодая драматическая актриса Тамара Птицына и поэт Михаил Спургот (1935-1936 гг.). Известно, что после избрания мисс ХЛАМ замечательной артистки В.В. Пановой, был дополнительно отпразднован ее бенефис, на котором П.А.Северный выступил с чтением стихов Анны Ахматовой. (( Вечер ХЛАМа //Шанхайская Заря, 27 апреля 1934 г. – С.6.))

ХЛАМ устраивал и тематические вечера, на которых обсуждались вопросы, касающиеся различных областей культуры и искусства, читались научные доклады и происходил обмен информацией. ((Жиганов В.Д. Русские в Шанхае. – Шанхай, 1936. – С. 74-75; Шанхайская Заря. – 1933. – 30 октября. – С.4; там же. – 1933. – 02 ноября. – С.4; там же. – 1933. – 15 ноября. – С.4; там же. – 1934. – 18 февраля. – С.5; там же. – 1934. – 21 марта. – С.4; там же. – 1934. – 04 апреля. – С.5; там же. – 1934. – 10 мая. – С. 5; там же. – 1934 – 22 мая. – С. 7; там же. – 1934. – 2 ноября. – С. 9; там же. – 1935. – 23 ноября. – С.5; там же. – 1935. – 11 декабря. – С.5; там же. – 1941. – 12 сентября. – С.3; Слово. – 1938. – 07 апреля. – С. 4; там же. – 1940. – 08 декабря. – С.6; там же. – 1941. – 02 сентября. – С.4. См. также: Ван Чжичэн, указ.соч., с. 609-611.)) «Среды» ХЛАМа стали одними из самых любимых мероприятий в среде шанхайской русской эмиграции, а членами Содружества могли стать не только писатели, поэты, художники, музыканты или артисты драмы, оперы и балета, известные представители разных областей культуры и искусства, но и репортеры и корреспонденты, деятели кинематографа и вся творческо-пишущая братия. Здесь были завсегдатаями все представители объединений, получившие шутливое название «богемистов» Шанхая. Здесь проводили свой досуг, здесь шутили и отдыхали, здесь искрился пульс творческой молодежи и не молодежи, так как хламистом мог стать любой творческий человек, независимо от возраста.

Из альбома В.Д.Жиганова «Русские в Шанхае»

Хламисты кроме того, стремились встретиться со всеми известными представителями мировой художественной культуры, которые так или иначе попадали в Шанхай. Именно на этих встречах П.А.Северный вместе с другими шанхайскими «богемистами» познакомился с самыми выдающимися представителями мировой богемы. Так, в разные годы они встречались с чемпионом мира шахматистом А.А.Алехиным, русским басом Ф.И.Шаляпиным, певцом А.Н.Вертинским, исполнителем песенок разных народов Виктором Хенкиным, выдающимся композитором А.Авшоломовым, популярным французским писателем Морисом Декобра, автором популярной теории по омоложению человечества доктором С.Вороновым, художником и философом ак. Н.К.Рерихом, китайским артистом Мей Ланфаном, голливудско-гонконгским артистом Чарли Чаном (предшественник современного нам Джеки Чана), со многими другими мировыми и местными знаменитостями (С.С.Аксаковым, А.И.Яроном, А.З.Кармелинским, С.А.Шушлиным, и др.).Таким образом, можно утверждать, что к 1935 году в Шанхае уже определились главные точки «культивации» молодых литературных сил: Понедельник, Чураевка, Восток, ХЛАМ. Литературно-драматическая секция «Четверг» при еврейском клубе (ЛХК) охватывала силы еврейской колонии и опереточных артистов, что в известном смысле ограничивало круг ее влияния. Возможно, кроме жанровых отличий, эти силы чуть отличались возрастными пределами, но утверждать не беремся.

Известно лишь, что наиболее «взрослой» и опытной на литературном небосклоне русского Шанхая к середине 1930-х оставалась группа «содружников» «Понедельника». Тем не менее, формальная принадлежность к одному литературному объединению не исключала посещения заседаний другого объединения в качестве гостя. Так, на некоторые заседания чураевской «Пятницы» нередко приглашались члены правления «Понедельника», как это было, например, в октябре 1933 г., когда докладчиком выступил поэт Николай Петерец в небольшом, но содержательном докладе «О Тургеневе». Тогда газеты отмечали, что «очередная «Пятница» литературной студии шанхайской Чураевки прошла оживленно и привлекла ряд представителей местной богемы». (( Собрание Чураевки //Шанхайская Заря, 2 октября 1933 г. – С.3.))

Такова была обстановка в общественных и культурных кругах русского Шанхая середины 1930-х годов. Незаметно русская эмиграция в Китае подошла к еще одному историческому этапу своего существования: от пережитого тяжелого становления (пришедшегося на 1920-е годы) – к укоренению в местных условиях и экономическому и культурному расцвету. Расцвет этот пришелся на середину 1930-х годов.

Второй выпуск сборника «Врата» (конец 1934 г.), а вслед за ним опубликованная в одной из шанхайских газет рецензия на книгу П.Северного «Косая Мадонна» неожиданно для всех стали причиной серьезного инцидента в творческом союзе беллетристов и писателей Шанхая, и в центре его оказался герой нашего повествования – Павел Северный.

Вспоминая ушедшую от нас прекрасную поэтессу восточной ветви русской эмиграции Лариссу Андерсен, я решил познакомить читателей сайта «Русского клуба в Шанхае» со стихотворением, ставшим, судя по всему, ее первой публикацией. Стихотворение это нашлось в моем архиве в № 1 (13) журнала «Х.С.М.Л.» за январь 1928 года. Этот номер журнала, выходящего в Харбине, был целиком посвящен только что созданному объединению «Молодая Чураевка», членом которого, как известно, была и Ларисса.

На обложке журнала имеется примечательный автограф: «Для внимательного ознакомления Вашей чести (? — неразборчиво — М.Д.) с тем, какое оказывает влияние наша Чураевка на русскую молодежь». К сожалению, автограф без подписи. Кому он принадлежит, — неизвестно. Возможно, — Алексею Ачаиру. Но это предположение требует проверки. Надеюсь, что найдутся люди, которые смогут найти и прислать мне для сверки почерк Алексея Алексеевича, либо высказать иные предположения о том, кто еще мог оставить эту надпись на обложке, и кому она могла быть адресована.

Любопытно также, что стихотворение Лариссы Андерсон (так писалась тогда ее фамилия), которое я сегодня публикую, не вошло в итоговый и самый полный сборник ее поэзии «Одна на мосту», вышедший в московском издательстве «Русский путь» в 2006 году. Не попадалось оно мне и в других публикациях поэта.

Надеюсь, что эта проба пера совсем еще юной Лариссы даст возможность читателю прикоснуться к ее чистой душе, только что отправившейся на свое свидание с Богом.

Михаил Дроздов

Русский клуб в Шанхае

Ларисса АНДЕРСОН

 

Из личной библиотеки председателя РКШ М. В. Дроздова

Наверху смыкают веки

утомленных звезд глаза.

А внизу колышат реки

их немые образа.

Я одна! Я на свободе! –

Все что может счастье дать! –

В скалах, в каменном проходе,

изо мха моя кровать…

Слушать я сегодня стану

дерзких ветров голоса,

когда пламенною раной

воспалятся небеса.

(из личной библиотеки председателя РКШ М. В. Дроздова)

И смотреть сегодня буду

на трепещущий восток,

где откроет миру чудо,

возвестив о свете, Бог.

И когда взойдет, ликуя,

Солнце Мира – встрепенусь.

Руки к миру протяну я

и любовно улыбнусь…

Все прощу, что было больно,

всех за боль благословлю.

Песней – радостной и вольной –

свет души моей пролью.

 

«Уже сейчас, — писала белоэмигрантская газета, — масса железнодорожников, состоявших не только в сов. гражданстве, сколько в советском «паспортстве» очень озабочена своей дальнейшей судьбой. … Назваться советским груздем – это одно, а полезть в советский кузов – это другое! О социалистическом отечестве мнение у держателей сов-паспортов невысокое, и желания ближе с ним познакомиться, как показал ряд примеров, нет никакого. В результате уже сейчас в Харбине начался усиленный выход из советского подданства.… В Шанхае уже появились передовые разведчики эмигрантов-оборотней, нащупывающие местную обстановку и возможность бросить здесь свой якорь. Таким образом, местной эмиграции предстоит столкнуться с новой категорией зарубежных русских, своеобразных невозвращенцев из советской каноссы, побывавших под красной эгидой, но не побывавших на территории СССР. «Редиски», как метко прозвали их в Харбине, расстаются со своим внешним защитным покровом ввиду не только минования в нем надобности, но и опасности его дальнейшего использования.

…До сего времени Шанхай знал эмиграцию военную, оказавшуюся за рубежом в результате известного всем финала белой борьбы. Затем в Шанхай пришла из Харбина волна эмиграции экономической, уходившей от слишком тесного зажима клещей кризиса, в поисках новых более богатых ресурсами и возможностями мест. Теперь же Шанхаю предстоит познакомиться с новым видом эмиграции – редисками, ничего не имеющими против произрастания на советских огородах за границей, но не терпящими пересадки на советскую землю». ((В. Ростовцев. Судьба «редисок» //Вечерняя Заря, 4 июля 1933. — С. 2))

В шанхайских эмигрантских газетах массово появляются статьи о бывших совподданных, которые не просто не хотят уезжать в СССР, — они прибудут в Шанхай в качестве конкурентов и дешевой рабочей силы. Некоторые статьи непримиримы к идеологическим противникам: «25.000 сов.подданных на КВЖД под ударом», «Бюро Общественной Безопасности устанавливает личность русских эмигрантов в Шанхае», а некоторые — проникнуты сочувствием: «6.000 сов.граждан выехало из Маньчжурии за месяц», «Хорошо ехать в СССР, если надоело жить. Завербованные невольники – лаконический язык ГПУ», ((Вечерняя Заря, 18 июля 1933. С.3; Вечерняя Заря, 23 июля 1935 г. С. 2; Слово, 5 ноября 1935 г. – С.2)) ведь среди отъезжающих – большое число художников, артистов, писателей, музыкантов, просто хороших знакомых, которые не смогли избежать отъезда. Этих талантливых людей откровенно жаль. Но те, кто переселяется в Шанхай и дальше на юг, — их надобно бояться, ибо они расколют так долго устанавливаемое равновесие и будут «раскачивать» колонию до тех пор, пока вся она не распадется на мелкие группировки.

Профессор Ван Чжичэн

Китайский ученый Ван Чжичэн, автор книги «История русской эмиграции в Шанхае», ((Ван Чжичэн. Русская эмиграция в Шанхае. М., Русский путь, 2008. 576 с.)) с иронией заметил, что если в Шанхае встречались трое русских, — то у них уже было две партии! Так он прокомментировал кажущуюся «общность» и единство русской колонии. Ретроспективно накал идеологической борьбы временно могли снижать внешние обстоятельства: первоначально тяжелое бедняцкое существование, китайско-советские конфликты, экономический кризис, даже Трехреченский инцидент (вооруженное нападение красноармейцев на эмигрантский поселок) и т.д., но, немного оправившись от ударов, — русская эмиграция вновь сшибалась в битве за чистоту своих рядов, проявляя животное неприятие большевизма. А время шло, и люди менялись, менялось их мировоззрение. Бывшая молодежь взрослела, старики потихоньку ослабевали, новое поколение не собиралось участвовать в идеологических дрязгах, ибо менялся вектор их интересов, нужно было выживать в многонациональном окружающем пространстве, где русский язык и русское прошлое уже не котировались…

Так и П.Северный, уже пересматривал многое из прошлого с новой точки зрения, с новых позиций. Как-то однажды по поводу гражданской войны он сказал горько и сокровенно: «а мне всех жаль – и белых, и красных. Каждая сторона потеряла главное: Россию», чем вызвал небывалый гнев убежденных антисоветчиков. Поскольку он тесно общался в том числе и с военными, бывшими сослуживцами и ныне членами военных организаций в Шанхае, его «примиренческая» в известном смысле позиция показалась антипатриотичной по отношению к былой России, чуть ли не предательством. Инакомыслия в белом Шанхае не терпели. Те же процессы в скрытом латентном виде происходили и на литературно-художественном фронте.

В конце 1933 — начале 1934 гг. содружество «Понедельник» пережило кризис, поскольку старшее поколение литераторов «не признавало права младших на самостоятельность, а младшее бунтовало». Старшие, по мнению молодняка, тоже не являли собой генерацию великих писателей современности, и поэтому кризис был налицо. Молодые эмигрантские литераторы в Содружестве начали тяготиться сковывающими творчество формальными правилами и рамками, и это привело к тому, что весной 1934 г. объединение пережило раскол, хотя и после этого продолжало свою деятельность. Председателем стал В.С.Валь, а затем его сменил художник М.А.Кичигин. Содружество продолжало частенько устраивать литературные вечера, дабы «объединить литературные силы русских эмигрантов в Шанхае». ((По материалам шанхайской периодики 1933-1935 гг.))

В истории ничего нельзя утверждать категорически. Однако не исключено, что «бунт» молодежи на «Понедельнике», показавший неприятие диктата и постоянных нравоучений, — как раз был спровоцирован, во-первых, внешними обстоятельствами (увеличением числа инакомыслящих в Шанхае), а во-вторых, — взрослением и ростом писательских амбиций вчерашних понедельниковских «аспирантов». Думается, что П.Северный волей-неволей относился к лагерю «взрослого поколения» или, по крайней мере, старших товарищей, тем удивительно, что беспощадная критика М.Щербаковым творческих исканий товарища обрушилась на П.Северного всей мощью сильного опытного литератора. Он выступил против только-только становящегося на ноги самодеятельного писателя, хотя и сверстника по годам, но не получившего сколь-нибудь качественного литературного образования (о чем чуть позже). Для понимания ситуации необходимо развернуть литературно-художественную картину, сложившуюся в Желтом Вавилоне в первой половине 1930-х гг. Но подробнее об этом – в следующей главе.

Продолжение следует…

Часть 1. 

Как и Россия, — Китай, по преимуществу, страна деревенская. Небольшие городки внутри Китая чаще всего представляют собою не что иное, как две или три деревни, соединенные вместе.

Конечно, и в Китае, несмотря на его 450.000.000 толщу населения, скученность и перенаселенность, есть немало пустырей, но когда вы передвигаетесь по шоссейным дорогам, следуете в поезде или плывете по реке, вашим глазам предстают бесконечные просторы тщательно возделанной земли.

Ровными, словно по линейке вымеренными, параллельными рядами тянутся пашни, которые сменяются огородами, злаки произрастают даже на склонах гор, во всем и всюду видна кропотливая работа человека, и вам кажется, что Китай представляет собой сплошную пашню, что это рай для земледельца и что, во всяком случае, китайский крестьянин самый трудолюбивый на земле.

Земледельческая культура Китая действительно древняя, и Китай деревенский это действительно подлинный Китай. На протяжении столетий, нет, тысяч лет, китайский крестьянин опытным путем достиг того, что европейскому крестьянину дала наука; и традиции китайского народа, подлинный лик нации сохраняет, конечно, деревня, а не город.

Если, как мы отмечали выше, современный нам прогресс за последние 30-40 лет значительно изменил, модернизировал физиономию китайских городов, особенно портовых, то в отношении деревенского Китая показания С. Георгиевского, писавшего в восьмидесятых годах [XIX в.] свою книгу, почти полностью совпадают с трудом молодых китайских ученых I.K.Лян и Л.К.Дао, которые совместно выпустили на английском языке книжку: “Village and Town Life in China”.

В отличие от модернизированного города, где основы семейственного уклада начинают все явственнее подтачиваться, в Китае деревенском, иными словами, подлинном и необъятном Китае, семья все еще, как и прежде, на протяжении веков, остается центром, вокруг которого вертится все – жизнь живых ее членов, культ умерших, земледелие, немудреная торговля, густой, своеобразный быт, празднества, обряды, радости, горе, благополучие, нищета, вся, словом, социальная и хозяйственная, структура класса самого многочисленного, самого крепкого, самого основного для Срединного государства – китайского крестьянина.

Деревня в Китае, как при императорах, так и в нынешний республиканский период, всегда была по-своему автономна, любила и отстаивала свою независимость.

Чиновники ли прежних богдыханских префектур, или нынешние представители гоминдановского режима, хотя они и наделены по букве закона неисчислимыми полномочиями, от сбора налогов и вынесения судебных приговоров, до регулирования цен на рынке и чуть ли даже не до провозглашения погоды, но, фактически, все ограничивается сбором, часто выколачиванием налогов, ибо очень часто не чиновник, а семья выносит судебное решение в отношении того или иного нарушителя норм обычного права, хотя и неписанного, но строго блюдимого крестьянством своего закона.

Деревня сама регулирует свою торговую деятельность, охраняет промышленное производство, если таковое имеется, входит в контакт с соседними деревнями и близлежащими городами, как на почве взаимных хозяйственных интересов, так и в целях самообороны.

Деревня сама чинит дороги, в которых она нуждается, строит мосты, если в них заинтересована, устраивает ярмарки-базары, поддерживает религиозный культ почитания предков, содержит школу, имея внутри себя немало частных, почти всегда добровольных, ассоциаций, которые и руководят жизнью деревни, очень часто представляющей собой, в сущности, одну, сильно разросшуюся, семью, на что указывает часто название деревни, по фамилии основателя рода.

Китайцы не любят постороннего вмешательства в их внутреннюю жизнь, и, будучи органически склонны к самоуправлению, выработали тот строй связи деревни с городом и государством, который скорее напоминает отношения британских доминионов с короной, чем отношения внутри централизованного государства, хотя — бы и с широкими правами для органов местных самоуправлений.

В деревне до сих пор все остается, как было прежде, за исключением, конечно, тех районов, где владычествует или владычествовала власть китайских «советов» и где значит свирепствовала в той или иной форме классовая борьба, уничтожение деревенского «кулачества», проводился красный передел земель и т.д.

Каждая семья это, прежде всего, независимая социальная единица, где ех-officio власть принадлежит отцу, авторитет которого среди членов семьи, живущих вместе, непререкаем, но где фактически центром домашней жизни является мать.

Именно мать решает, когда ребенок должен начать ходить в школу, мать находит для сыновей невесту, мать дает согласие на замужество дочерей и, конечно, на ней лежит не только наблюдение за домашним хозяйством, но и за соблюдением всей обрядовой стороны уклада.

Книга семейных законов: «Цзя» может быть как таковая и недоступной для непосредственного ознакомления неграмотной матери, правящей делами семьи, но мать, и неграмотная, знает на память все церемониальные обряды: как справляется свадьба, как совершаются похороны, какие почести надо оказывать тем или иным членам семьи, иногда столь многочисленной, что, повторяем, вся деревня состоит из дальних родственников.

Книга современных китайских исследователей г.г. Лян и Дао решительно опровергает распространенное на Западе представление о том, что положение женщины в современной китайской семье незавидно.

Даже, в деревне, которая живет традициями далекого прошлого, мать семейства находится на одном положении с отцом, и, в случае смерти матери, члены осиротевшей семьи носят тот — же самый траур, какой полагается носить по отцу. Прежде, действительно, когда девушка выходила замуж, она обязывалась оказывать меньше почтения своим родителям, чем родителям мужа, и книга правил «Ли-цзы» предписывала, чтобы замужняя дочь носила траур второй степени по своим родным и первой степени по родным мужа, но, в наше время, эти правила утеряли свою повелительную силу.

В деревне до сих пор строго блюдется древний обычай недопустимости прекращения рода, так как деревня по сей день хранит священную веру в культ предков, который повелевает, чтобы душа покойного ублажалась поклонением прямых наследников.

Пусть тело вечно спит, душа все-таки живет при теле, как сознательное и самостоятельное существо.

Удовлетворение потребностей души усопшего естественно ложится на того, кто к усопшему, при жизни его, был всего ближе – говорит Георгиевский.

Так как душа не прекращает своего посмертного существования и вечно требует удовлетворения своих потребностей, то отсюда является необходимость, чтобы цепь лиц, преемственно приносящих душе жертвы, не прерывалась.

Усопшему отцу должен приносить жертвы его старший сын, и этот последний обязан оставить по себе также сына, как жертвоприносителя своему отцу и всем восходящим членам фамилии. Неугасаемость рода по прямой нисходящей линии гарантировала, таким образом, посмертное благоденствие усопших предков. Между ними и их живущими на земле потомками существует взаимно-обязательные отношения: живые должны удовлетворять усопших, чтобы не лишить их посмертного благоденствия, и тем самым не навлечь на себя их кару. Усопшие же, за приносимые жертвы, обязаны ниспосылать потомкам свое благословение и оберегать их счастье.

Из сказанного ясно, почему если в семье нет мальчика, то берется приемыш, причем по обычаям одних деревень приемыш должен принадлежать к тому же самому роду, а, по обычаям других деревень, для усыновления могут браться дети со стороны.

По китайскому обычному праву собственность семьи, движимая и недвижимая, принадлежит отцу, а, по его смерти, она переходит к старшему сыну. Если же семья распадается, прекращает свое существование, то все имущество семьи делится поровну между сыновьями.

Этим, главным образом, и объясняется, что зажиточные семьи в китайской деревне почти всегда в меньшинстве.

Говоря о китайской деревне, нельзя обойти молчанием храма предков, места, в котором не только почитаются души усопших, но и справляются обряды и церемонии округи, а также почти всегда по соседству с общим храмом, располагается базар.

Храм предков должен быть общий, но каждой семье не возбраняется иметь дополнительно свой собственный небольшой алтарь, для ублажения памяти более близких родственников.

Храм предков становится обычно на восток, и может быть трехзвенным или однозвенным, в зависимости от материального состояния деревни. Храм, устраиваемый на возвышении, представляет собою обыкновенную комнату с двумя, обращенными на юг, дверями. От дверей спускаются две лестницы, восточная и западная, на небольшой дворик, обнесенный оградою. В этой ограде, прямо против храма, воздвигаются главные входные ворота. Около храма, на восток от него, имеется помещение, в котором хранятся жертвенные сосуды, одеяния и вообще все те предметы, которые потребны при жертвоприношениях.

Вся принадлежащая храму территория отделяется от соседствующих жилищ четырехугольной стеной, с обыкновенными входными воротами.

Внутри храма, у северной стены, помещается длинный стол, на котором располагаются шкафы с табличками, чжу. Перед этим столом другой стол или четыре отдельных стола, на которые во время жертвоприношения ставят кушанья, предлагаемые в жертву духам. Посреди храма помещается возвышенный квадратный стол, крытый чаще всего красными, шитыми золотом или из парчи, покровами и на него ставятся курильницы и свечи.

Таблички предков располагаются в таком порядке: сперва покойного отца и матери, потом деда и бабки, прадеда и прабабки, ещё дальше прапрадеда и прабабки и его покойной супруги.

Таблички имеют не только спиритуалистическое, но и прямое практическое значение, потому, что наследственности старозаветный Китай придавал большое значение. Так, например, при помолвке должен был выполняться и сейчас выполняется в семьях, живущих традициями прошлого, “сянь-дай” доклад о родных до третьего поколения. Перед тем, как объявить помолвку, каждая сторона посылает секретных агентов разузнать о “сянь-дай” с другой стороны, если он еще не известен.

Домашний храм имел и имеет священное значение в глазах китайцев. Что принадлежит храму, того нельзя ни продать, ни употребить для нужд семейства. В прежнее время, когда на деревне случался пожар или ей угрожал налет разбойников, семья должна была прежде всего спасать не свое имущество, а храмовое, и главным образом таблички с именами усопших родителей и предков.

Хотя с годами, в современной нам китайской деревне храм мало по малу начинает терять свое властное религиозное значение, хотя ежегодные празднества в честь божества, которому посвящены храмы, все больше вырождаются в гражданские праздники и рядом с храмом горят вечерами веселые фонарики и идет торг на ярмарке, но все-таки и по сей день деревенский храм остается центром не только религиозной, но и общественной жизни. Отсюда исходят сношения с другими деревнями и центральными властями, здесь улаживаются недоразумения и улаживаются ссоры. Возглавляющие храм деревенские старшины признаются центральной властью, как наделенные доверием крестьян авторитетные представители деревни и хотя правящая партия Гоминдан, реализуя советские образцы борьбы с религией, как «опиум для народа», прилагает все усилия к тому, чтобы отделить религиозные функции храмов от социальных, и, тем более, административных, все-таки в деревнях, не тронутых коммунизмом, храм продолжает играть весьма важную роль.

До самого последнего времени выборные старейшины храма ведали и самообороной деревни, привлекая по одному человеку от каждой избы, для поддержания общественного порядка, причем в случаях крайней необходимости, когда к деревне приближаются разбойники – хунхузы, храм давал средства для самозащиты всем членам деревенской общины мужского пола начиная от 16-ти летнего возраста.

Храм в лице выборных до самого последнего времени заботился в деревнях и насчет образования ребят, особенно начального, бесплатно лечил и ухаживал за больными, содержал на свои средства хроников, играл большую роль в экономике деревни, так как помимо земельных наделов, располагал рядом других источников дохода.

Базар по соседству с деревенским храмом, помещаясь на земле храма, приносит храму доход, взимаемый со всех торговцев из посторонних деревень. Стекающиеся для выполнения треб с округи к храму верующие, оставляют свои пожертвования, кроме того и самый храм может быть сдан в аренду на год, тому, кто даст большую сумму, как арендную плату за эксплуатирование храма. Если к этому добавить, что каждый деревенский храм, равно как и кумирни отдельных семей, располагают собственными земельными наделами, которые могут быть арендуемы безземельными крестьянами, то понятно, что в наиболее многочисленных и богатых приходах с зажиточным населением храмы могут собирать довольно большие средства, часть которых идет на филантропические и просветительные нужды.

В административном отношении деревня (в Шаньси другой порядок) делится на ряд районов, от шести до двенадцати, более или менее одинаковых размеров, соответственно размерам земли, которой деревня располагает и количеству населения деревни. В среднем, китайская деревня имеет от 200 до 500 душ, причем каждый район управляется выборными, в количестве от двух до трех человек. Каждый глава семейства несет обязанности, налагаемые на него деревенским обществом. В деревне есть и почетные старики, которых все знают и к которым обращаются за советом. С их мнениями считаются не только сами крестьяне, но и власти. В прежнее время совет старейшин деревни почитался, в особенности при императорском режиме, высшим авторитетом деревни. Нынешнее правительство усиленно хлопочет над тем, чтобы перестроить социальную структуру китайской деревни, на основах однотипного самоуправления; проектов создано немало, опубликовано положение о сельскохозяйственных союзах, но деревенская стихия в основе своей консервативна, держится за раз установленный порядок и трудно воспринимает и усваивает новшества гоминдановских чиновников, пусть проникнутых лучшими намерениями, но часто лишь повехностно и книжно, по интеллигентски, знакомых с вековым укладом китайской деревни.

Хотя советская литература о Китае усиленно напирает на существование в китайской деревне осознавшего себя класса помещиков-землевладельцев, «джентри», и на наличие в деревне кулаков-эксплуататоров, но наши наблюдения говорят скорее о том, что типичным, во всяком случае, наиболее численным кадром деревенских жителей, на всем пространстве Китая, является класс хуторян тружеников, страдающих от скученности, от малоземелья, от засух и наводнений больше, чем от помещиков-землевладельцев.

Отец-крестьянин, как правило, является землепашцем, сыновья следуют его примеру. Если у главы семьи своей земли нет, он возделывает землю деревенского храма или надел алтаря своих предков или берет в аренду землю от частного собственника, такого же крестьянина, чаще всего, лишь побогаче, может быть кулака, но не представителя джентри в европейском смысле.

Мать, дочери и невестки исполняют, все вместе, работы по домашнему хозяйству, стирают, обшивают, ходят за скотом, работают в огородах, занимаются рукоделием, часто на продажу, а, в случаях крайней бедности, идут в город, в прислуги или поступают на фабрики и заводы. Заработок всех членов семьи, живущих вместе, поступает матери, каждый член деревенской семьи живет не только и не столько для себя, сколько для семьи, но, несмотря на эту патриархальную зависимость, все члены семьи почитаются в китайской деревне равноправными, обязанности каждого младшего члена семейства к старшим строго регламентированы, но во всем остальном личная свобода сохраняется.

Характерной особенностью китайского уголовного законодательства является институт семейной ответственности, который, хотя и подтвержден новым законом, но все еще существует, теперь уже больше в силу обычая, а не судебной санкции.

Семья ответственна за преступление каждого отдельного своего члена. Размеры ответственности различаются по видам преступлений. В серьезных случаях, как, например, измена, преступление одного члена может повлечь за собою крупное наказание, падающее на всю семью, независимо от пола и возраста.

Надо ли говорить, что до сих пор китайская деревня живет суевериями и подвержена власти всяческих слухов, иногда самых невероятных. Когда развернулись военные действия японцев на севере Китая, а, потом, перекинулись в феврале 1932 г. в Шанхай, по деревням то и дело распространялась тревожная весть, что японские агенты отравляют воду в колодцах.

При засухе или длительных дождях, грозящих наводнением, деревня всегда, и по сей день, прибегает к ритуалам умилостивления божеств, ведающих небесами, описание которых значительно увеличило бы эту и без того обширную главу.

Но общий, внешний вид китайской деревни чрезвычайно привлекателен. Достаточно выбраться на пять, на десять верст от города, даже от таких крупнейших центров, как Шанхай или Пекин, чтобы тотчас же почувствовать себя в обстановке и атмосфере векового, нетронутого современностью, Китая.

Современность почти не наложила здесь своего отпечатка: те же двухколесные арбы, причем колеса тяжести и прочности необычайной, крест на крест, заклепанными густо гвоздями с широкими шляпками, арбы, удивительно напоминающие колымаги монгольских завоевателей.

Дороги, за исключением тех, которые проложены за последние десяток лет для нужд автомобилизма, это тоже деревня вековечного Китая: на столбовых дорогах ведут, среди деревенского убожества, мраморный мост с ажурным переплетом или, наоборот, вместо моста, для того, чтобы укрепить трясину, низкие места устланы квадратными плитами, как паркет, одна к другой, по которым, так и чувствуется, что сотнями лет двигались люди и караваны, шлифуя гранит.

Деревенские постройки неказисты, чаще всего это мазанки, улицы узки, мазанки закоптелы, тут — же в уличной пыли, на солнцепеке, или под тенью раскидистых платанов, копошатся голые или полуголые ребятишки, вместе с людьми и скот, едят все, пока тепло, на улице, пруды и запруды в зелени водных трав и зыбучей тине, которая кишит разными видами особых желудочных паразитов.

И, все-таки, вопреки всему, над деревенским Китаем царит такой покой и на его просторах разбросано столько волнующих красот, что напряженные нервы городского путешественника сразу успокаиваются и на душу ему сходит благостный покой.

Становится понятным, чем и как жила именно здесь возвышенная душа Конфуция и его последователей, который был не только философом и законодателем, но и тонким эстетом, умевшим ценить жизнь и смаковавшим ею во всех ее проявлениях:

— В богатстве и бедности, при дворе и в хижине селянина, в пышности княжеских церемоний и в тишине возделанных трудом полей, над которыми опрокинуто бирюзовой чашей небо солнечного Китая.

М.Кичигин. Певички. Из собрания ЯХМ

Дружба с художником М.А.Кичигиным. Замечательный русский художник М.А. Кичигин попал в Китай, как и многие, в годы гражданской войны. До этого он преподавал в Екатеринбурге в художественном училище. Он был старше Павла Северного на 17 лет, но это не помешало им подружиться еще в Харбине, где Кичигин основал студию «Лотос». Кичигин был прекрасным художником-портретистом. Кочуя по русским городам Китая со своими выставками, Кичигин приехал в Шанхай и был очарован этим городом. Этому способствовал также финансовый успех выставки, его картины были прекрасно приняты русской и иностранной публикой. Так художник решил остаться в Шанхае.

Став популярным живописцем в этом многонациональном городе, он завел большую мастерскую, где периодически «квартировали» его друзья и приятели, переселяющиеся из Харбина в Шанхай в поисках счастья. Не исключено, что П.Северный мог воспользоваться гостеприимством М.А.Кичигина в 1933 году, когда появился в Шанхае после путешествия по северным провинциям. Поскольку М.А.Кичигин был одним из основателей и даже стал председателем содружества «Понедельник», связь между этими людьми очевидна. Еще в 1930-м году, во время одной из самых нашумевших кичигинских выставок, П. Северный поместил свой репортаж с вернисажа в газете «Слово»:

М.А.Кичигин

«…Вчерашний вернисаж, собравший большое количество зрителей всех национальностей, а также количество уже проданных полотен свидетельствуют об интересе, проявленном к творчеству нашего соотечественника. Прямо напротив входа на драпировке висит красочная, написанная в «малявинских» тонах, композиция, изображающая крестьянскую свадьбу на Урале. Краски взяты полной силой, крайне смело и как в то же время они гармоничны. А слева сгруппированы портреты, каких, наверное, уже давно не видел Шанхай. Здесь мастерство художника сказалось вовсю, забываешь, что находишься в комнате и чувствуешь себя на одной из больших столичных выставок…

Крайне изящны по рисунку и благородству линий портреты сангиной и углем. Это изящество линий и мастерство рисунка мы видим и в многочисленных этюдах тела. Эти «ню» набросаны уверенной рукой мастера, не стесняющегося позой и ракурсом, и свидетельствуют о громадной школе, пройденной художником.

Прелестны по своему тону и своеобразности этюды из монгольской жизни. Правая стена вся занята пейзажем. Китай здесь изображен ярко и колоритно, полотна насыщены светом и залитым солнцем. Останавливают на стене глаз группа джонок, ярко освещенных вечерним солнцем. Хороши по колориту и настроению виды Цинанфу и старых китайских монастырей.

Художником проделан колоссальный труд, собран громадный материал и жалко, что условия эмигрантской жизни и необходимость постоянно думать о заработке не позволили ему еще претворить этот материал в большие самостоятельные произведения. Это стремление художника к самостоятельности мы видим в довольно многочисленных графиках в русском стиле, которым он посвящал с очевидной любовью свои немногочисленные  досуги». ((Выставка М.А. Кичигина //Слово, 9 февраля 1930 г. – С.9.))

В коллекции уцелевших картин из собрания П.Северного есть замечательный этюд кисти художника М.Кичигина «Голова китайца». Этюдов этой работы художника известно несколько, но в собрании Северного – лучший. Этот рисунок был подарен П.Северному автором. Эта картина пережила тяжелое время японской оккупации в Шанхае, годы войны, время гражданского противостояния в Китае после 1945 года, переезд в СССР, почти 20-летнее хранение в сарае у чужих людей…. И это – своего рода символ нерушимости дружбы и поддержки художника и писателя, о чем рассказ впереди…

В своих ранних произведениях П. Северный часто рисует мир, влияющий на формирование  культурного образованного человека, за то, что составляет в конечном итоге его мировоззрение и представление о счастье. Мир героя показан через окружающее: «…Внутренняя обстановка говорила об изысканности и вкусе хозяина. В комнате было много картин, две из них почти во всю стену. На стенах висело старинное китайское оружие…. В углу, задрапированном шкурой тигра, стоял рояль, а рядом на точеных подставках тяжелые шандалы со свечами. Сервировка стола, где хрусталь в серебре и фарфор чередовались, создавала ласкающие глаз блики. В библиотеке были книги русских классиков и новейших писателей, а также всевозможные иллюстрированные журналы на разных языках. В доме не было электричества… Тем не менее, в кабинете хозяина был особенный простой уют. Во всем чувствовалась жизнь человека с тонкой душой» [изложено с купюрами, из книги «Озеро голубой цапли»]. ((Описание обстановки таежного жилища одинокого героя на лесной концессии из повести П. Северного «Озеро голубой цапли». Шанхай, 1937 г.))

В представлении П.Северного современный «рыцарь без страха и упрека» должен быть окружен живописью, тесно связан с литературой, с природой, которая дополняет и наполняет жизнь человека. У него есть свой кодекс чести, благородное отношение к женщине (пусть даже не самого достойного поведения)… Здесь отражены образы наивного детства с рыцарскими представлениями о благородстве и чести, нечеткие мечты о богатстве и комфорте, и – отсутствие всего этого в реальной жизни. Интересно, что эта воображаемая писателем обстановка и жизнь  мужчины-борца – те самые, к которым он сам стремился, и которым, возможно, сам он старался соответствовать. Ибо вне представления о добре и зле и без умения определить ориентиры не может сложиться художник.

Знакомства с известными людьми. 1935-й год стал рубежным еще и потому, что в Шанхай приезжают мировые знаменитости: в феврале – знаменитый пластический хирург и автор популярной теории по омоложению человечества доктор С.Воронов (прототип профессора в «Собачьем сердце» М.Булгакова);

В марте — многоликий артист, исполнитель песенок города и толпы Виктор Хенкин и известнейший композитор Оскар Строк;

Мей Лан-фан

В августе – знаменитый китайский артист Мэй Лан-фан, который только что вернулся из мирового турне, начавшегося с гастролей по СССР. На встрече в совконсульстве Шанхая Мэй Лан-фан благодарил за прием, который был ему оказан в СССР, и ту помощь, которая была проведена советским правительством в деле популяризации китайского искусства. ((Прием в честь Мэй Лан-фана //Вечерняя Заря, 15 августа 1935. – С.4.))  Надо отметить, что в те годы большинство китайцев, даже политиков, почти не отличали русских по политическим убеждениям: советские, белоэмигранты, безгражданские, принявшие другие подданства – русские для них были едины. Возможно, поэтому после гастролей по СССР Мэй Лан-фан так сдружился с русскими в Шанхае: и советскими, и несоветскими. Свободно владевший английским, Мэй Лан-фан легко общался с иностранцами в Шанхае, вел жизнь на широкую ногу, сделавшись «шанхай»-лендером, осев в Шанхае и поселившись на территории французской концессии (как раз недалеко от особняка, который снимали Северные-Ольбрих);

В сентябре  Шанхай посещает знаменитый художник, философ и археолог Н.К.Рерих (с которым у Павла Северного завязалась переписка и личные отношения, о чем чуть ниже);

В ноябре в Шанхай с гастролями приезжают Кира и Борис Лиссаневичи (хореографический дуэт, артисты русского балета С.П.Дягилева), с ними «хламисты» устроили большой вечер; ((Кира и Борис Лиссаневич о вкусах балетоманов Европы и Д.Востока //Шанхайская Заря, 13 ноября 1935 г. – С. 4. Для непосвященных: Борис Лиссаневич стал затем большим человеком в Непале, стал министром культуры при молодом короле, сделал большую карьеру.))

В декабре в Шанхай прибывает А.Н.Вертинский, который был совершенно очарован городом и большущей русской колонией, заявив:  «Русский Шанхай – кусочек старой России. Я нашел в русском Шанхае то, что потерял 17 лет тому назад». ((Русский Шанхай – кусочек старой России. Вертинский нашел в русском Шанхае то, что потерял 17 лет тому назад //Слово, 11 декабря 1935 г. – С.6.)) Певец так тепло был принят русскими шанхайцами (а позднее – русскими харбинцами), что решил остаться на Дальнем Востоке еще на некоторое время. Известно, что «хламисты» устроили встречу с А.Н. Вертинским в Шанхае 4 декабря 1935 года. Относительно общения Северного  с Вертинским подробностей, увы, нет, но сын писателя —  Арсений Павлович помнит, что А.Н. подарил Северному свою фотографию с дарственной надписью, которая хранилась в семейном архиве.

А 30 декабря 1935 г. все шанхайские газеты взорвались новостью: «Ф.И.Шаляпин едет с женой и дочерью на Дальний Восток»! (приехал в Шанхай 20 января 1936 г.). П.Северный в числе других избранных из художественной богемы Шанхая встречал семью Шаляпиных на пароходе. Шаляпин направлялся на гастроли в Японию, был подписан контракт. По просьбе харбинцев и шанхайцев великий русский певец согласился после японских гастролей провести два концерта в Шанхае и Харбине. Во всех шанхайских газетах – русскоязычных, английских, французских, китайских приезд певца приветствовался самым восторженным образом. П.Северный опубликовал в газете несколько строк, посвященных Ф.И.Шаляпину под названием «ЕМУ». ((Ему // Новости дня, 20 января 1936 г. – С.1. Из личного архива Арсения Северного))

Павел Северный под впечатлением от встречи с Шаляпиным на следующий день опубликовал небольшое эссе «Руки Шаляпина». ((Руки Шаляпина //Шанхайская Заря, 23 февраля 1936 г. – С. 1.))  В семейном архиве отыскалась вырезка из этой газеты. Вот текст этого эссе (в сокращении).

Ф.Шаляпин. Портрет работы шанхайского художника А.Ярона, 1936

«Федор Шаляпин. Величественность и  простота во всем облике. Оживший богатырь русской былины. В облике Шаляпина предельное благородство и возвышенность души утончают мощь физической силы. Такими были колоссы в прошлой России. Высокий. Упруго-стройный. Все движения подчеркнуто музыкальны и гибки. В облике Шаляпина сильнее всего поражают лицо и руки. Скульптура головы создана природой и жизнью, она почти всегда откинута назад. Смелые черты лица. Только жизнь имела право на этом лице провести линии морщин. Вдохновенное лицо. Иней пережитых метелей блестит в прядях волос. Глаза Шаляпина смотрят из глубоких орбит, сквозь кустики бровей. Когда смотришь в них, они удивительно колдуют теплом и лаской души. Эти глаза видели в своей жизни страдание и радость. Рассудок научил их подчинять и повелевать. Но рассудок не смог заставить их потерять способность нежно, по-детски, смеяться. Такие глаза в обычной жизни не умеют лгать. Они нежны и ободряющи, когда искренне заинтересованы. Они жестоки и уничтожающи, когда безразличны. Улыбки на лице Шаляпина живут самостоятельной жизнью, мускулы рождают их жизнь. Улыбки оживляют рисунок ролей, оттеняют волю, заканчивают все контуры…

Но лицо, глаза, губы без рук Шаляпина не дают полноты и законченности его образа. Его руки буквально ошеломляют, потрясая своей непостижимой силой жизни. Движения пальцев завораживают. На первый взгляд, это холеные руки аристократа, в любой момент могущие стать руками музыканта. Порой в руках уверенность и цепкость скульптора. Они научены всегда добиваться победы, в них есть, пожалуй, даже что-то хищное. Эти руки способны также крепко держать топор. Чувствуется, что они выдержали суровый экзамен, предъявленный жизнью…

Руки – зеркало души. В облике Шаляпина руки запоминаются прежде и сильнее всего, ибо в них отражение его настроений, иллюстрация его мыслей и слов. Страдание опутывает их шнурками вен. Радость разглаживает эти путы. В этих руках – душа артиста. Они создают предельный облик гения, соединяя артиста и человека. Произведения его рук нельзя перечесть. Разве забывается крестное знамение, конвульсивное трепетание пальцев умирающего Бориса Годунова? Разве кто-нибудь способен повторить хохот рук торжествующего Мефистофеля? А лукавая хитрость в руках Дона Базилио?… В них, и только в их власти чеканка гениальных образов Шаляпина. А в жизни? Разве их жесты, гипнотизируя, не помогают рассудку перечитывать души людей?

Эти руки создают мастерство его грима. Можно не видеть лица, не обязательно слышать слова, но достаточно видеть только руки, чтобы знать настроение их господина. Достаточно увидеть руки Шаляпина только раз, чтобы навсегда сохранить их в своей памяти. Руки Шаляпина помогают постичь и понять его гениальность».

Ф.Шаляпин и шанхайская богема

Представители шанхайской богемы сумели не только встретиться с Ф.И.Шаляпиным в январе 1936, но и завязали настоящую дружбу с ним после возвращения певца из Японии. Так, в семейном архиве А.П.Северного отыскалась и уникальная групповая фотография участников объединения ХЛАМ с Ф.И. Шаляпиным.

На фото по порядку — Северный П.А., писатель, актер, художник; Петров А.В. (Полишинель), журналист; Элиров Э.И., балетмейстер русского балета; Шаляпин Ф.И., певец,  актер, реформатор оперной сцены; Ганина А., солистка балета; Спургот М.Ц., поэт; Кудинов Г., руководитель театра оперетты; Дьяков П., драматург и артист.

Знакомство и переписка с Н.К.Рерихом. Имя Н.К.Рериха довольно тесно связано как с Дальним Востоком, так и с русской эмиграцией. Известно, что он дважды приезжал на Дальний Восток с экспедициями: в 1927-1929 гг., (( В. А. Росов. Маньчжурская экспедиция Н. К. Рериха: в поисках «Новой страны». — Журнал «Ариаварта», № 3, Санкт-Петербург, 1999, с. 19.)) и в 1934-1935 гг. Поэтому приезд знаменитого художника и археолога довольно подробно освещался в харбинской и шанхайской прессе. ((Беседа с Н.К. Рерихом //Шанхайская Заря, 14 июля 1929 г. – С.9.))

Вообще, в 1920-е и первой половине 1930-х годов молодая активная часть эмиграции была озабочена поиском путей создания нового человечества, что довольно тесно смыкалось с идеей Н.К.Рериха о создании в Тибете или в Центральной Азии ((На заседании «Понедельника» //Слово, 15 января 1930 г. – С.9.)) новой страны с новыми гражданами мира, объединенными идеями культурного сотрудничества и мирового искусства. Так, на заседаниях «Понедельника» активно обсуждались книги Рериха, например «Сердце Азии», в которой он описывал свою 3-летнюю экспедицию по Тибету и Центральной Азии.  Беспокоились эмигранты и известиями, получаемыми с родины, в которых освещались будни великих строек, и то обстоятельство, что в новой России не всегда целесообразным считалось хранить картины прошлого, например, панно Рериха, которое было изрезано на холст для учеников академии искусств. ((Панно Рериха изрезали на холст //Вечерняя Заря, 11 июля 1933.  С.3.))

В уже упоминавшемся первом сборнике дальневосточных писателей «Врата» в беллетристическом отделе был напечатан очерк “Последней Азии” П.К.Портнягина, которое было посвящено описанию путешествия, проделанного автором в 1926-28 годах вместе с Н.К. Рерихом по  Монголии и Тибету. Вещь была написана очень просто и бесхитростно, и многие ее страницы, повествующие о мытарствах, пережитых экспедицией в пустынях и горах, где редко ступала нога человека, захватывала читателя…. Однако даже упоминания о Павле Северном там нет. ((«Врата». 1-я Книга Дальневосточных литературно-художественных сборников объединения «Восток» //Шанхайская Заря, 17 апреля 1934 г. – С.5))  Вероятно, Павел Северный хорошо был осведомлен об экспедициях художника и о его философско-экспериментальной работе, но вряд ли сам мог принять участие в ее работе. В книге сына художника, Юрия Рериха, сохранилось достаточно подробное описание набора в экспедицию в Монголии (1925-1928 гг.): «Кто-то распустил в городе и его окрестностях слух, что «американской экспедиции требуется 900 человек». Они шли валом — безработные рабочие, сибирские казаки, бывшие монгольские солдаты и китайские кули. Все они уверяли нас, что им нечего терять, нечего оставлять, что жизни большинства из них полностью разбиты, и что они желают принять участие в научном приключении. Мы отослали назад большую часть наших посетителей и наняли лишь шестнадцать стойких монголов, чье прошлое и настоящее мы смогли установить у местных жителей». ((Н.К.Рерих // Режим доступа: Wikipedia.ru))

Из переписки с Арсением Северным: «Как папа познакомился с Рерихом, — точно не знаю. Он ездил к нему, был с ним в какой-то экспедиции, потом была переписка между ними (7 писем). Также он получил несколько книг от него в подарок. Так как в СССР Рерих был запрещён, то перед отъездом [в СССР – Л.Ч.] папа подчищал переписку, перечитывал письма с Шаляпиным, армейские фотокарточки (все порвал). Я хорошо помню его слезы…». Арсений Павлович также припомнил, что отец ездил на встречу с Н.К. и Е.Н.Рерихами на большой пароход в порт.

В рассказе Елены Виноградовой есть интереснейшее свидетельство о дружбе Северного с Рерихом: «… довелось дружить с ним, путешествовать, проводить бессонные ночи за беседой у костра», — цитирует слова Северного Е.Виноградова. И далее его же признание: « У меня хранились десятки писем Рерихов, но, увы, при выезде из Китая дорогую мне переписку китайцы уничтожили, как и уникальную коллекцию книг… да и мои собственные произведения пострадали. Несколько экземпляров удалось вывезти тайком. Любопытную вам «Косую Мадонну» и эти письма сын Арсюша спрятал под своей рубашкой, так и провез через кордон…». ((В прошлое — на трамвае. В гостях у сына писателя П.А. Северного. // Подольск. Режим доступа: http://subscribe.ru/archive/country.msk.podolsk/200607/12101613.html))

Однако в 1935 году отъезд Павла Северного из Шанхая в экспедицию Н.К. Рериха был совершенно невозможен, что прослеживается по периодике (по числу публикаций и выступлений в Шанхае), когда же он мог поехать с ним в экспедицию? Давайте разберемся.

Если присутствие Павла Северного в монгольско-маньчжурской  экспедиции 1920-х годов мы подвергаем сомнению, тогда, все-таки – вернёмся к варианту участия его в экспедиции середины 1930-х годов. Известно, что 2 и 5 июня 1934 г. Н.К.Рерих выступил перед членами харбинского литературного кружка «Чураевка» с докладом «Несение света» — о культурных задачах русской эмиграции (о чем шанхайских чураевцев тут же известили из Харбина, и на заседаниях в Шанхае этому докладу было посвящено несколько заседаний). Можно предположить, что вдохновленный словами Рериха молодой писатель, бросив все, ринулся в Харбин на встречу с Учителем. Но такое предположение тоже не выдерживает никакой критики: 1933-1934 гг. – самые трудные в биографии П.Северного, ибо он только что добрался до Шанхая, необходимо было искать работу, устраиваться с жильем, завершить и издать повесть «Косая Мадонна» (вышла в конце 1934 г.). Хотя нашему герою было уже 34 года – нельзя исключать того, что существовала угроза мобилизации его в японские отряды Маньчжурии, а то и  угроза ареста и заключения, так как писатель совсем недавно наверняка покинул Маньчжурию нелегально, чему свидетельством его пеший переход…. То есть, вряд ли он мог поехать в Маньчжурию для встречи с художником и его экспедицией…

Н.К.Рерих. Великая китайская стена. Из собрания ГМВ, 1930-е гг.

К тому же сам Рерих неожиданно для себя оказался в опале, под градом резкой критики со стороны харбинской эмиграции. Обнаружив разброд среди «светлых» русских эмигрантов, Н.К.Рерих постарался объединить русских вокруг культурных идеалов. Так, он приобрел печатный  орган, газету «Русское Слово», для отделения Русского Общевоинского союза. Однако убеждения Н.К. были явно шире местнических интересов и убеждений военных и гражданских руководителей эмиграции: он не видел различия между белыми русскими и новым полувоенным японским порядком, не видел различия между военной доктриной японцев и их «культурной миссией в Азии». Поэтому он сделал ряд тактических ошибок: в ноябре 1934 г. присутствовал на открытии политехнического факультета Института Св. Владимира (прояпонского учебного заведения), а накануне встретился с императором Маньчжоу-ди-го — Пу И. С середины ноября тон харбинской прессы сменился с восторженного на злобный. Начали печататься статьи, тон которых все повышался, пока не дошло до откровенных «разоблачений»: Рериха объявляли масонско-розенкрейцерским императором Сибири, перевоплощением Сергия Радонежского, правящим на средства американско-еврейско-комму-нистического капитала, главою Коминтера и Фининтерна, и даже Антихристом. ((Материал из Википедии))  Обструкции подвергся Рерих и в связи с выдачей ему японцами своего рода «охранной грамоты» на проведение экспедиции в Маньчжурии и Монголии. ((Токио об ак. Рерихе. Важный документ японского министерства ингостранных дел //Шанхайская Заря, 17 марта 1935 г. – С.9.))

Не понравилось в Харбине и Шанхае также и то, что Рерих обрушился с критикой на книгу популярнейшего европейского писателя-эмигранта — автора десятков романов И.Ф. Наживина, назвав книгу откровенно вредной. ((Н.К. Рерих о книге Наживина «Евангелие от Фомы». //Шанхайская Заря, 20 марта 1935 г. – С.5.))  Разбору произведения Наживина и осуждению книги вслед за Рерихом,  было посвящено заседание «понедельниковцев» в марте 1935 г. ((У «Понедельниковцев». // Шанхайская Заря, 20 марта 1935 г. – С.5.)) То есть основные идеи Н.К. Рериха понедельниковцы приняли безоговорочно.

Маршруты второй экспедиции Н.К.Рериха проходили по территории Внутренней Монголии, расположенной в северной и северо-восточной части современного Китая. Помощниками его из эмигрантов выступили Т.П. Гордеев, А.А.Костин, В.И.Грибановский. Экспедиция была досрочно прекращена американцами (они прекратили ее финансирование) в связи с активной ролью Рериха в политической жизни эмигрантов на Дальнем Востоке. В сентябре 1935 г. через Шанхай (там пробыли с 20 по 24 сентября) пароходом Рерихи отправились обратно в Индию.  Возможно, и скорее всего, именно в Шанхае и произошла личная встреча П. Северного и Н.К. и Е.К. Рерихами.

В США хранится архив Рерихов, который исследовал В.А.Россов. В архиве отложилась также переписка Рериха и сотрудников музея с деятелями русской эмиграции на Дальнем Востоке, такими, как А.А. Ачаир (Грызов), Г.К. Гинс, С.И. Зенкевич, В.Н. Иванов, архиепископ Мелетий (Заборовский), архиепископ Нестор (Анисимов), В.К. Рерих, А.П. Фридландер, Г.И. Чертков, П.А.Чистяков и другие. Архивные материалы дополнены подборкой газетных статей из дальневосточной прессы о пребывании Рериха в Японии и Маньчжурии. ((В.А.Росов. Маньчжурская экспедиция Н.К.Рериха 1934-1936 годов. Материалы архивов США. http://www.aryavest.com/work.php?workid=11; Опубликовано: журнал Российской Академии наук «Новая и новейшая история». 2005. Июль-август. № 4. С. 184-189.))

В путешествиях и поездках Павла Северного много неясного и относится к области мифологии, по крайней мере, что касается экспедиций Н.К.Рериха. Однако вот что отложилось в семейном архивные А.П. Северного, который прислал нам автобиографическое эссе писателя, где, в частности, написано: «Живя в Шанхае, я часто кратковременно посещал Японию, Индокитай, Индию, Гонконг и Европу. Путешествия давали мне возможность встречаться с очень интересными людскими характерами, и некоторые такие встречи обогащали меня познаниями… Памятна краткая встреча с Рабиндранатом Тагором, и самое для меня ценное – личное общение и переписка с Н.К.Рерихом, позволившая почувствовать и сохранить в памяти его мудрость мыслителя и художника и написать повесть о Шамбале под названием «Легенда о Таинственном храме жизни»». ((Из автобиографического эссе П.Северного (из архива Арсения Северного), с. 8. Повесть «Легенда о Таинственном храме жизни» была опубликована в журнале «Современная женщина», № 1, Шанхай, 1937 г.)) Добавим, что благодаря смелому мальчишескому поступку Арсения-подростка, вывезшего на свой страх и риск переписку отца с художником, сегодня мы имеем два письма Н.К. Рериха, адресованных Павлу Северному.

Письменная благодарность великого художника Н.К.Рериха стала наивысшей оценкой писательской деятельности Павла Северного. «У П.Северного есть наблюдательность, есть любовь к красоте, заставляющая его подчас «перерисовывать» свои ярко-выписанные картины. Его творчество, вообще, — это рисование, и он принадлежит к тем художникам, для которых внешние эффекты и красочность декорации важнее внутренней правды. Это не упрек автору: каждый писатель должен иметь свой стиль, — этим самым он утверждает свое существование на книжных полках библиотек» (Н.Р.). ((Печ. по: Хисамутдинов А.А. Российская эмиграция…. Указ. соч. С.272.))

По меткому выражению художника Маковского, Рерих был «мечтателем о прошлом»,((Маковский С. Силуэты русских художников. М., 1999. С.81, 91.))  вероятно, мыслящим другими категориями – высшего порядка, мало разбирающимся в реалиях той жизни, в которой ему пришлось жить самому. Он был именно мечтателем, и как это похоже на мировоззрение Павла Северного! В одном из рассказов устами одного из героев он говорит: «Научимся ли мы когда-нибудь не делиться на красных и белых, на бедных и богатых, на власть и народ, на сильных и слабых? Когда же мы станем просто людьми, чтобы созидать, творить, стремиться стать лучше и духовнее?». Такие же мысли, только в другой стилистике и более сложно выраженные, имеются в письме  Н.К.Рериха Духовному Содружеству В Шанхае (в сокращении и редакции):

Н.К.Рерих

«NRM. Машинописная копия. Копия: РЦНК.

Дорогие друзья, вы чувствовали, что некоторые мои листы имели отношение и до ваших обстоятельств…. Всякое уныние обычно возникает от недостатка творчества, скажем вернее, добротворчества…. В творчестве даже самые трудные обстоятельства проходят незаметно. Также необходимо и сердечное руководство, а вы его имеете.…

…Хотя бы самое простое благоразумие требует от людей соблюдения чистоты мыслей. Ведь в чистоте мысли нет ничего ни сверхъестественного, ни отвлеченного. Мысль действенна более слова. Мысль творяща, и потому она является рассадником добротворчества или злоумышления. Человек, вложивший злую мысль, не менее, если не более ответственен, нежели производящий злое действие. Найдите слово самое доходчивое. Всякое доброе семя рано или поздно процветет, и не нам судить о том, когда и как должно расцвести добро посеянное. Сеятель должен сеять и не воображать себя жнецом. Сожнет тот, кому будет указано приступить к жатве. И никто не скажет, что прекраснее: посев или жатва. От посева рука устает, и в жнитве спина утруждается. И то и другое – в поту, в труде. Но радостны эти труды, ибо в них полагается утверждение блага…

Люди особенно часто вредят и себе, и всему окружающему, допуская злоречие и глумление за спиною и подло, тайком. При случае поясняйте людям, что всякое злоречие и глумление удесятеренно обернется им же, в самую неожиданную для них минуту, когда, может быть, они находятся в иллюзии победы. Как часто люди воображают свое победительное благополучие именно тогда, когда они находятся уже на краю вырытой ими самими же пропасти. Но там, где сердце чисто, где оно было раскрыто перед Господом, …там не может быть темных зарождений.

..Сумейте не только почитать, но и сердечно любить, именно в любви и преданности вы не допустите умаления или глумления. Каждый глумящийся уже предатель. Вы же должны уберечься от всякого предательства, ведь оно, как темная отрава, заражает весь организм. Не преувеличим, если скажем, что большинство человеческих болезней и несчастий происходит от предательства и прочих низких и грубых выявлений. …Странно подумать, что еще и сейчас люди думают, что мысли их могут быть тайною, а ведь нет ничего тайного, что бы ни стало явным. А сейчас это обнаруживается как-то особенно быстро. И злобный бумеранг как-то особенно сильно и быстро ударяет метнувшего его. Разве не прискорбно видеть метателей зла, которые в каком-то безумии мечут отравленные стрелы и сами корчатся от разбросанного яда своего.

Очаги добротворчества нужны так же, как врачебно-санитарные учреждения (повсюду жалуются на отсутствие достаточных санитарных мероприятий). Так же точно следует стремиться к тому, чтобы очаги добротворчества умножались на благодатных основах… Содружество есть сотрудничество, а сотрудничество есть общая песнь труду и творчеству. Молитва о творчестве будет сильна и благодатна. Да снизойдет благодать и благословение Преподобного Сергия на вас во всех светлых трудах ваших. Духом с вами, Р. 24 августа 1935». ((Письмо Н.К. Рериха Духовному Содружеству В Шан¬хае (в сокращении и редакции). Режим доступа: http://svitk.ru/004_book_book/10b/2184_rosov-ekspedicii_reriha2.php#_Toc8632 9616))

Павел Северный встречался  и дружил с писателем Лу Синем, известна его многолетняя дружба с выдающимся китайским художником Лин Фонмином. Был очень дружен с шанхайским оперным басом В.Г. Шушлиным, был знаком с А. Вертинским и очень дружил с композитором С.С.Аксаковым (правнуком писателя С.Т.Аксакова). Близкими друзьями его помимо  М.А.Кичигина, были также художники А.А.Ярон, И. Герасимов, М.Домрачёв, Н.К. Соколовский, Л.В. Сквирский, А. Пакидов и другие.

Продолжение следует…